Ибо страх – наследственное, основное чувство человека;
страхом объясняется все – наследственный грех и наследственная
добродетель.
Фридрих Ницше
Позывы на экстренную дефекацию возобновились у Алексея в
армии, и ему не раз приходилось обращаться по этому поводу в санчасть.
Поскольку же военные врачи как огня боятся дизентерии, то всякий раз при таком
обращении его немедленно госпитализировали. Это позволяло Алексею избегать
некоторых нагрузок, давления со стороны сослуживцев, а также других «тягот и
лишений воинской службы». Конечно, он не симулировал свои позывы, просто
организм Алексея еще со школьной скамьи приучился именно таким образом
реагировать на стресс. Теперь же, нежданно – негаданно, этот физиологический
сбой стал приносить пользу, а подсознание Алексея быстро уловило, что с помощью
поноса можно облегчить армейскую жизнь.
После нескольких таких госпитализаций врачи части, где
служил Алексей, выяснили, что никакой дизентерией тут и не пахнет. И
подсознательные отлынивания Алексея от «тягот и лишений» накрылись медным
тазом. Тут как нельзя кстати подоспел второй год службы – стрессы поуменьшились
и необходимость сачковать отпала. Повторяю, все эти отлынивания осуществлялись
Алексеем неосознанно, на сознательном же уровне он связывал свои
желудочно-кишечные расстройства с тем, что курит иногда на голодный желудок.
Как раз на втором году службы он эту вредную привычку забросил. То есть все
совпало один к одному.
После увольнения в запас он поступил на службу в МВД, где,
подучившись, получил звание прапорщика. Работа обещала быть интересной и в меру
непыльной, но возникло одно обстоятельство… Бойцов подразделения, в котором
теперь служил Алексей, стали направлять в Чечню, где шли тогда самые настоящие
боевые действия, о чем, конечно, нашему герою было хорошо известно. Угроза
отправки на фронт нависла над всеми, но с Алексеем случилась оказия – у него
снова возобновилась его «медвежья болезнь». Первый раз это состояние возникло
как раз перед выездом его группы на задание (кого-то они должны были в нашей
северной столице обезвреживать). По дороге припекло так сильно, что Алексею
пришлось даже остановить машину, выскочить из нее с автоматом наперевес и
бежать в ближайшее кафе, но не за чашечкой кофе, как вы догадываетесь, а по
«большому делу». Ситуация вышла и пикантная, и дурацкая одновременно.
Мнение в конечном счете определяется чувствами, а не
рассудком.
Герберт Спенсер
Алексей стал переживать, что подобный приступ может
повториться, и, как назло, чем больше он переживал по этому поводу, тем чаще у
него возникали проблемы со стулом. Постепенно эта тема стала в его жизни самой
серьезной. Где бы он ни оказался, что бы он ни делал, прежде всего должен был
решить один вопрос – где тут туалет, не занят ли и каким образом туда можно
максимально быстро добраться. И только если заветная дверь оказывалась
неподалеку и посетить это заведение можно было в любой момент, он успокаивался
и, что самое интересное, мог хоть целый день провести без всяких потуг на дефекацию.
Последнее обстоятельство свидетельствовало о том, что никакого заболевания
кишечника у него нет, однако объяснить эти состояния как-то иначе Алексей не
мог, поэтому предпринимал многочисленные обследования. Диагноз «здоров» звучал
для него как приговор. «Что со мной?» и «Что делать?» – вот два вопроса,
которые отныне не давали ему покоя.
Павшие герои не имеют детей. Если самопожертвование будет
происходить на протяжении нескольких поколений, то можно ожидать, что гены,
благодаря которым становится возможен героизм, будут постепенно исчезать во
всей популяции.
Е. О. Уилсон
Впрочем, для меня, как психотерапевта, эта ситуация вовсе не
казалась странной. Чтобы убедиться в правильности своих предположений, я задал
ему достаточно простой вопрос: «Алексей, а что, ваши до сих пор в Чечню
ездят?». «Да, все уже – кто два, кто три раза бывали в командировках», –
протянул Алексей. «А ты-то сам ездил?» – словно бы невзначай поинтересовался я.
«Да что вы, как же я могу с „этим“ в Чечню поехать?!» – эмоциональная реакция,
а она была бурной сверх всякой меры, выдала Алексея с головой. Страх перед
поездкой в Чечню на войну, страх быть убитым, крепко-накрепко сидевший в его
подсознании, сообщил мне этой бурной эмоцией о своем присутствии. Да, с «этим»
в Чечню ехать никак нельзя, а потому можно смело смотреть своим отвоевавшим
товарищам в глаза: «Я не отказник, я не струсил, просто я не могу!».
Сознание и подсознание Алексея нашли компромисс:
подсознание, руководимое страхом смерти (а у Алексея он оказался лишь просто
более выраженным, нежели у других его сослуживцев)
[3]
,
потребовало от сознания саботировать рискованные действия, могущие привести к
смерти. Сознание, со своей стороны, не могло допустить никаких проявлений
трусости. Поэтому пришлось придумывать симптом, благо за претендентом на эту
роль далеко ходить не пришлось: «медвежья болезнь» нашему герою была уже
знакома по прошлому опыту. Более того, она неоднократно выручала его прежде, во
время службы в армии, а подсознание такого не забывает. Впрочем, повторюсь, все
это понял доктор, а Алексей о причинах своего симптома и не догадывался!
Воин на поле боя победил армию из тысячи человек. Другой
победил себя, – и он более велик.
Дхаммапада
Парадокс этой истории, отличающий ее от большинства
аналогичных, заключается в том, что этот невротический симптом в каком-то
смысле действительно обезопасил своего носителя. На войне все-таки больше
шансов погибнуть, нежели в мирной жизни. Впрочем, подобная закономерность
прослеживается редко, чаще встречаются иные случаи, когда человек, переживший
некогда серьезныеи фактические угрозы своей жизни, становится заложником своего
перепуганного подсознания. Опасности начинают мерещиться такому человеку везде,
хотя никаких реальных угроз уже нет и в помине. С другой стороны, невроз
Алексея весьма и весьма злокачественен, ведь ему надлежало признаться себе в
своем страхе, признаться себе в том, что он таким образом – с помощью
невротического симптома – спасает себя от поездки на фронт. Конечно, это не его
вина, но… Вот в этом, собственно, и вся проблема: сознание и подсознание играют
в слишком злую игру.
Скажу пару слов про психотерапевтическое лечение. Оно
состояло из трех частей. Во-первых, «починить» нервную регуляцию акта
дефекации, т.е. поправить разболтавшийся рефлекс, и с этим мы справились
быстро. Во-вторых, сознанию нужно было признать все те нелицеприятные для него
вещи, о которых мы говорили выше. Что ж, Алексей проявил большое мужество,
поскольку признать свои страхи сложнее, чем не бояться вовсе. Он справился и с
этим. После этого Алексею необходимо было решить, как жить дальше. Наверное, он
все сделал правильно: уволился из МВД и теперь успешно работает «на гражданке».
Если бы он уволился из МВД по инвалидности из-за своей «медвежьей болезни», то,
наверное, никогда бы уже не избавился от невроза, поскольку ему пришлось бы
отыгрывать эту роль до конца. Он уволился не по требованию своего симптома, а
принял собственное решение, после того как симптом был уже уничтожен. Это
единственно правильный и возможный путь, ведь потакать невротическому симптому
нельзя – от этого он становится только больше. Решения, принимаемые человеком,
должны быть его решениями, а не решениями его невроза.
