Посещая службу в готическом соборе, мы ощущаем погружение в
сложную вселенную и замкнутость в ней, растворение неуютного чувства
собственного «Я» в общности верующих.
Йн-Фу-Туан
Да, вера – это щит от собственного страха, но под этим щитом
тяжело, как под крестом! Может, для начала имеет смысл выяснить, как наша
психика функционирует, понять ее законы, механизмы, потом приладиться к ним, а
потом уже и верить сколь душе угодно будет? Но так, наверное, сложнее. Легче
щитом своей веры прикрыться – возникнет иллюзия защищенности и будет казаться,
что победили мы своих драконов… Но долго уговорами сыт не будешь, а жизнь и
законы ее не обманешь, только сам обманешься. Если в Бога верят, потому что
хотят в Него верить, то слава Богу, если же в вере ищут спасение от страха,
который сам по себе бессмысленен и абсурден, это никуда не годится. Использовать
Божество в качестве щита, ширмы, скрывающей нас от собственного же страха, есть
высшеебогохульство, которое только можно себе представить! Использовать Божество
как анксиолитик (научное наименование противотревожных лекарственных средств)
стыдно, наличие в вере человека такой, прямо скажем, позорной корысти вряд ли
можно считать делом достойным.
С мечом
Загнать себя в лабиринты веры и решать с помощью этой
тактики только один вопрос – вопрос «защиты» – это одно дело. Однако же мы
помним, что инстинкт самосохранения кроме тактики «защиты» знает еще и тактику
«нападения», которая не без основания признана лучшей защитой.
Три человеческих импульса, воплощенные в религии, –
это, по-видимому, страх, тщеславие и ненависть. Можно сказать, что цель религии
в том и заключается, чтобы, направляя эти страсти по определенным каналам,
придать им вид благопристойности.
Бертран Рассел
Какие же тут резоны? Во-первых, это «активная жизненная
позиция», которая по большому счету, мало чем отличается от агрессии. Агрессия
же – это разрядка, и страшащемуся разрядиться очень кстати. Во-вторых, когда
кого-то в чем-то убеждаешь (да еще с пеной у рта!), то сам же еще больше и убеждаешься,
а если убеждаешься, то и уверенности больше, если же уверенности больше, то
страха меньше. Как ни крути – выгодно!
Вот почему у всякой религии и во всякой вере есть «тихие
овечки», те, что под щитом, а есть борцы и поборники – «служители веры», они «с
мечом». И таким служителем может быть не только священник, но и волонтер, то
бишь доброволец. Лица эти отличаются не столько смиренным нравом, каковой
требуется в большинстве Церквей, сколько воинственным характером. Вспомните
хотя бы миролюбивого Соломона, с одной стороны, и весьма, надо признать,
воинственного Моисея, от религиозного усердия которого длительное время мучился
народ Израиля. Можно вспомнить также и кроткого любимого ученика Иисуса –
Иоанна Богослова, а также воинственного до неприличия апостола Павла, с
«посланиями» которого современная христианская церковь теперь не знает, что и
поделать, – уж больно они архаичны.
Но не будем вдаваться в историю, а перейдем к персонажам
насущным. Конечно, поборников веры сейчас меньше, чем просто верующих.
Большинство наших современников верит тихо и даже не желает в своей вере
признаваться открыто: «Это, – говорят, – дело личное, даже интимное,
вы в него не мешайтесь».
Однако большинство – большинством, а меньшинства всегда
предостаточно. И вот это воинственное меньшинство ревнителей веры представляет
собой крайнюю точку, экстремум, можно сказать, любой паствы. Степень невроза
здесь оказывается исключительной. На какие только ухищрения они не идут! И
войны объявляют, и с «неверными» борются, и главное – не считают нужным держать
при себе свои взгляды, полагая, видимо, что без их «взглядов» никому не
обойтись, тогда как на самом деле это им не обойтись, чтобы кого-нибудь этими
взглядами не пригвоздить.
Фанатик – это человек, который не может изменить свое мнение
и не хочет сменить тему.
Уинстон Черчилль
Вообще, когда человек о себе не думает, ему легче. Например,
озабочен человек тем, что другие не почитают его «Бога», и начинает свою
озабоченность проявлять: доказывает, агитирует, пропагандирует, вовлекает и
т.п. Эта деятельность становится для него доминантной, основной, следовательно,
все его другие дела, включая, разумеется, и проблемы, идут побоку. Теперь он
меньше озабочен своими проблемами, теперь перед ним иные, «высшие» цели. При
этом, чем больше препятствий на пути (а препятствий будет предостаточно,
поскольку число полоумных, к счастью, ограниченно, кругом все больше банальные
невротики), тем сильнее он распаляется, тем меньше о себе думает, тем легче ему
живется.
Таких борцов за веру можно встретить в большом количестве,
впрочем, чаще они переодеваются в рясы (или другую специфическую униформу), а
еще чаще оказываются заложниками каких-либо сект и маргинальных религиозных
объединений. Зрелище эти персонажи представляют собой печальное. Ученые мужи
даже проводят специальные исследования, данные которых неутешительны:
психических расстройств в рассматриваемых группах больше, чем где бы то ни
было. Но посмотрим не на этих страдальцев, которым в этакой борьбе, как ни странно,
сплошной отдых и развлечение (ведь их инстинкт самосохранения находит
применение – и защита есть, и нападение), а на тех, кто оказывается подвержен
гнету этой активности.
В ужасном положении оказываются родственники и близкие: им
приходится наблюдать, как постепенно сходит с ума совсем не чужой для них
человек, они и сами оказываются жертвами его активности. Подобные «активисты»
проявляют удивительное усердие в попытке перековать всех и вся в горниле
открывшихся им истин. Близкие и родственники этих «ворошиловских стрелков»
заинтересованы в уважительных, дружеских или, например, любовных отношениях, а
им предлагается встать под знамена, обо всем забыть и только в вере себя и
реализовывать.
У нас достаточно веры, чтобы заставить ненавидеть, но
недостаточно, чтобы заставить любить друг друга. – Джонатан Свифт
Возникает естественный конфликт интересов, а в результате
желающие человеческих отношений получают от наших (своих) религиозных
«активистов» агрессию, поскольку им интересна «связь в Боге», а не связи как
таковые. И сами «активисты» страдают, поскольку силы их тратятся попусту,
светлые идеалы их в жизнь не воплощаются, а «стадо» демонстрирует полное
непонимание «Истины». Возникает чувство отчаяния, которое может привести к
самым ужасным последствиям.
Спрашивается, ради чего все это, в таком случае, затевалось?
Конечно, к Богу данная невротическая политика не имеет и не может иметь
никакого отношения, просто тревога и агрессия, порождаемые подслеповатым
инстинктом самосохранения, нашли для себя такое применение. Безработный и не
занятый делом инстинкт самосохранения трудоустроился. Вышло глупо и даже
пошловато, но так всегда и бывает, если вместо того чтобы лучше узнавать законы
собственного функционирования, мы начинаем «постигать» (а прямо говоря, придумывать)
то, что нам лишь грезится.
