Единственное, что упускают из виду эти очень состоятельные
циники, так это то, по каким механизмам формируется данный «рефлекс», что
является движущей силой этой «слюноотделительной» реакции. А это – все та же
иллюзия, что «все можно купить». В этом смысле экспериментатор и подопытный
ничем не отличаются друг от друга, а потому цинизм, с которым первый относится
ко второму, в равной степени распространяется на них обоих. Цинизм, который
ставил перед собой задачи доказать исключительность нашего циника, засылает мяч
в свои же ворота. Но разве знаешь об этом перед началом игры? А разве позволишь
себе осознать это, когда сыграна уже большая часть партии?
В конечном счете этот очень и очень состоятельный циник
понимает слишком простую истину: ему ничего не нужно, поскольку его индивидуальности
нечем себя занять, ибо заработок – это дело, не достойное его духа, души,
инаковости, которую он так бездарно пытался продюссировать с помощью своих
баснословных финансовых средств. Его поведение как было невротичным, поскольку
не могло решить поставленные перед ним задачи, так и остается невротичным.
Теперь тезис «все можно купить» является единственным успокоением, впрочем,
успокоения-то, когда все куплено, а пусто, и не происходит. Тревога, которая
было улеглась по достижении поставленных нашим циником финансовых целей,
пробуждается с новой силой, ведь «все» – это еще и «ничего». Когда все куплено
– идти некуда, а это еще более ужасно, нежели длинный, извилистый и
неизведанный путь.
Время летит быстрее, чем стрела, и жизнь проходит скорее
высыхания розы. Как бы ты ни был искусен, можешь ли ты вернуть хоть один день
прошлого?
Диоген
«Никого нет вокруг»
Удивительная современная писательница Лилия Ким описывает
историю такого очень и очень состоятельного циника в одном из рассказов своей
книги «Наваждение (библия исправленная и дополненная)». Финал истории видится
таковым.
«Никого нет вокруг. Молоденькая, наивная шлюшка ушла, завтра
появится другая, и так до самого конца, пока Иосиф не окочурится один в
огромной постели, в шикарном доме, окруженный самыми лучшими вещами и самыми
дорогими аксессуарами. Потом будут умопомрачительно шикарные похороны, Иосифа
торжественно засунут в каменный мешок, замуруют там, чтобы трупный запах не
просачивался наружу, растащат все его имущество и забудут о покойнике, который
благополучно сгниет и истлеет в своем склепе, как это уже сделал Иаков. И
странно то, что этого финала Иосиф мог бы добиться с равным успехом, будучи
грязным, безработным бомжом в этом городе.
Иаков улыбался сыну с фотографии и грозил пальцем. Иосиф
тяжело вздохнул, отчаяние охватывало его при мысли, что такой вот смертной
тоски еще как минимум лет на пятнадцать».
Смысла нет
Чтобы осознать бессмысленность существования, вовсе не
обязательно обретать несметное богатство, достаточно просто задуматься над
вопросом «смысла». Зачем люди живут? Зачем они играют в свои игры, которые
называют дружбой, родственными отношениями, любовью, работой? Зачем семья и
брак? Зачем притворяться? Зачем тратить свою жизнь на зарабатывание денег?
Зачем знания, которые лишь «приумножают скорбь»? Зачем что-то делать, когда
столько уже сделано, а толку никакого? Зачем увеселения, которые, в итоге, все
равно навевают смертную тоску? Зачем, зачем, зачем… Хотя и при небольшой, но
широкоохватной пессимистической настроенности до тотального цинизма рукой
подать.
Циником можно стать, пережив серьезные разочарования и
жизненные потрясения, – ведь именно они заставляют человека понять, что он
действительно существует, поскольку боль, как известно, наипервейший критерий жизни.
Для кого-то подобные катаклизмы индивидуального существования становятся лишь
очередным жизненным этапом, поводом или стимулом к дальнейшим делам и
свершениям. Однако для многих они оказываются тем «моментом истины», когда
вдруг возникает ощущение собственной сущности, собственного «я», его
одиночества и затерянности в этом мире, его никчемности, ненужности бытию. И
тогда человек переживает то, что в философии и психотерапии называют
«экзистенциальным», или, проще говоря, личностным кризисом.
Люди только по той причине считают себя свободными, что свои
действия они сознают, а причин, которыми они определяются, не знают.
Бенедикт Спиноза
Жизненные трагедии и связанное с ними новое, незабываемое,
отчетливое ощущение собственного «я» могут вылиться как в отчаяние, так и в
цинизм. Неизвестно, что лучше. Отчаявшийся человек, раздавленный, бессильный
сопротивляться собственному отчаянию, – картина печальная. Воистину – «нет
повести печальнее на свете». Однако чем краше цинизм, который заставляет
человека озлобиться, ставит его в положение «круговой обороны», «глухой
защиты»?
Между человеком и миром словно бы вырастает огромная,
непреодолимая стена, но, отгородившисьот всего и вся, он сам оказывается в
полной изоляции и одиночестве. Да, он едок и саркастичен; да, он холоден и
жесток; но приглядитесь – и вы заметите, что этот его сарказм и эта его
жестокость адресованы в никуда, адресованы никому, потому что он (этот
несчастный) потерялся в своем собственном внутреннем мире. Своим отражениям он
и посылает свои начиненные ядом стрелы.
Вдвоем быть лучше, чем одному… ибо если упадут – друг друга
поднимут; но горе, если один упадет, а чтобы поднять его – нет другого, да и
если двое лежат – тепло им; одному же как согреться?
Экклезиаст
Поведение, его «генеральная линия», определяется не
сознанием, а подсознанием, поэтому, если в подсознании далеко не все
благополучно, задумываться о смысле жизни опасно для здоровья, могут быть
осложнения. Впрочем, в хорошем расположении духа вопрос о «смысле жизни» даже
не встает. По всей видимости, в этом и разгадка. Не случайно великие философы –
это, как правило, и великие печальники. Однако же, когда таким печальником
становится не философ, изливающий свою желчь «по человеческому вопросу», а ничем
особенно не выдающийся обыватель, то картина оказывается стократ печальней.
Глава 5. Печаль и печальники
Горе как эмоция, печаль или страдание – это обычные
психологические реакции. Они знакомы всем и каждому, это первое от момента
рождения пережитое нами эмоциональное состояние! Мы появляемся на свет, издавая
пронзительный крик, сообщая миру о своем страдании. Негативные эмоциональные
переживания являются естественными психологическими реакциями. Природа этих
реакций обусловлена законами функционирования психического аппарата, который, в
свою очередь, выстроился под неусыпным руководством инстинкта самосохранения,
будучи одним из инструментов последнего.
Критерий «объективной» оценки адекватности того или иного
эмоционального переживания не может быть основан на логике здравого смысла, но
подчинен логике законов психической организации. Поэтому если человек
испытывает тоску или тревогу в тех случаях, когда, как нам кажется, ему
следовало бы радоваться, это не означает, что он капризничает или водит нас за
нос. Следует думать, что он оказался заложником работы своего болезненного
инстинкта самосохранения.
