— А как дела с баллистической экспертизой? — спросила Катя.
— Гильза от пистолета «ТТ», как и пули в предыдущих случаях.
— А что дала проверка по банку данных?
— Ничего.
— Ничего? Значит, этот пистолет «ТТ» нигде до этого раньше не светился?
— Ни по одному зарегистрированному в банке данных преступлению.
Катя замолчала. И тут — провал…
— Ладно, я буду на связи, мне надо домой возвращаться, — сказала она.
— Слушай, я тревожусь за тебя.
— Я буду осторожной, — пообещала Катя.
Она купила в кафе горячие вафли, круассаны и булочки с корицей. Взяла кофе в картонном стаканчике. Пока шла до подъезда, жадно пила его на ходу.
Тихонько открыла дверь квартиры ключом. Прислушалась, потом заглянула в комнату.
Данила по-прежнему спал. Катя решила ждать, когда он проснется.
Она села в кресло у окна, обдумывая события минувшего дня и ночи. Лиля права — вроде бы в сложившейся ситуации именно Женя и ее муж — главные подозреваемые в убийствах Саянова и шофера — Фархада. Исповедь Жени лишь подтверждает эту версию, несмотря на то, что она отрицает их с мужем причастность к убийствам.
Тогда, выходит, именно Женька стреляла в меня ночью? Или она сообщила мужу, что я говорила с их горничной, и это он меня подкараулил?
Катя ощущала внутри себя холод, когда думала о том, что случилось у гаража. Можно ли верить школьной подруге? То, что Женя поведала об их супружеской жизни…
Катя вспомнила, как невольно подслушала ночью в их доме, в Прибрежном… Сладкий, бесстыдный стон наслаждения… Она ведь тогда решила, что это муж так ублажает Женьку. А что же теперь, после его публичного признания?
Катя бросила взгляд в сторону Данилы.
Или это кто-то шалил в ту ночь не с Женькой, а с горничной-филиппинкой?
Или все же инцест — брат, утешающий сестру, муж которой гей…
Или Герман?
Катя закрыла глаза — Герман… Вот он уехал, а его образ остался. Катя видела его перед собой — сильный мужчина, она не обратила внимания на него как на мужчину, думала о нем лишь как о подозреваемом. А он… он вдруг спросил, вышла бы она за него замуж?
К чему такие вопросы в четыре утра?
Герман… И при чем тут притча о последней соломинке?
— Sub umbra…
Это тихо произнес Данила.
Катя встала с кресла и подошла к нему. Глаза его по-прежнему закрыты, лицо — бледное, как у вампира.
Sub umbra… Во мраке…
Она протянула руку, чтобы убрать волосы с его лба.
И — он поймал ее руку за запястье. Крепко, крепко сжал.
Его взгляд…
— Ты мне снишься?
— Не валяй дурака, — сказала Катя.
Не отпуская ее руки, он приподнялся, сел.
— Я же сказал, что мы еще встретимся.
— Где у тебя болит?
— Везде, — Данила улыбался разбитыми губами. — Сыграй роль доброй самаритянки, а?
Катя высвободила свою руку из его ладони.
— До ванной сам дойдешь или тебя довести? Тебе надо умыться.
— А мы все же провели с тобой ночь. — Данила усмехнулся и встал. — Ночь, проведенная вместе, сближает.
Глава 40
Туда и обратно
Все закончилось ничем. Данила умылся в ванной. Подошел к Кате на кухне — она заваривала крепкий чай.
Данила встал сзади, Катя чувствовала его дыхание на своей шее. У нее стягивало затылок. Вот что это такое, когда подозреваешь, что тот, кто рядом с тобой, — убийца…
Данила сзади взял ее за локти и попытался поцеловать.
— У вас дома ЧП, мне Герман сказал, — произнесла Катя. — Геннадий пытался вскрыть себе вены, он публично признался, что он гей.
Она обернулась, увидела, как сразу изменился Данила в лице. Он словно разом забыл про Катю, начал шарить по карманам куртки, достал мобильный, стал звонить.
— У Женьки телефон отключен. — Он набирал снова и снова в одно касание. — Что ж ты мне раньше не сказала?
— Ты же витал в облаках. Постой, куда ты?
Данила ринулся в сторону прихожей. Его шатало, он держался за стену.
— Я пойду, мне надо домой, надо к Женьке, к Генке.
— Подожди, куда ты такой? Я тебя сама отвезу.
— Катя… она…
Вот ведь как бывает — подозреваешь человека в том, что он убийца и стрелял в тебя, но хочешь ему помочь?
Катя бросила завтрак, чай, схватила с тумбочки в прихожей ключи от машины, накинула куртку.
Они медленно пересекли двор, направились к тому самому месту — к гаражу, к которому Катя шла с опаской. Она наблюдала за Данилой — тот, казалось, ни на что вообще не реагировал. Он снова и снова с упорством маньяка набирал номер на мобильном.
Весь путь до Прибрежного, сидя рядом с Катей в машине, он все пытался дозвониться сестре.
И вот — знакомая аллея к станции, поворот на дорогу в поселок на берегу Москвы-реки и тихая улица. Особняк за кирпичным забором.
Данила вышел из машины, ринулся к калитке. Катя, опустив стекло, смотрела на дом — никто не встречает. Сумрачное ноябрьское утро, небо серое в клочьях туч.
Она включила зажигание — что ж, сегодня ей лучше не заходить в этот дом.
Данила внезапно вернулся и…
Он порывисто наклонился, буквально сгреб Катю в объятия и сильно и страстно поцеловал ее в губы.
Совсем иного вкуса поцелуй, не такой, как в ложе Большого театра.
Катя, когда ехала назад, все никак не могла…
Эта дрожь во всем теле. Не жар, не желание, не холод страха, не трепет перед судьбой, не предчувствие, а что-то иное.
Невыразимое словами, но поглощающее целиком, почти разрушающее все то, что так хочется еще сохранить.
На развилке она остановилась у светофора. Затем повернула в сторону Прибрежного ОВД, к центру микрорайона.
Лиля Белоручка давно уже на работе. То-то она удивится, когда узрит Катю после заполошного утреннего звонка.
А мы тут как тут…
А мы в полном смятении чувств…
Но Лиля Белоручка — человек действия и какой-то внутренней, своей, весьма странной логики — поступку Кати не удивилась.
— Я так и знала, что ты явишься, — сказала она, когда они встретились в ОВД в кабинете, — не высидишь там в четырех стенах. А где кавалер?
Катя снова рассказала ей все.
— А тут кое-что интересное вырисовывается, — сообщила Лиля бесстрастно. — Мне сейчас наша бородатая подруга звонила. Они с Маришкой дома, проснулись после трудовой ночи. Кора просит приехать, у нее какие-то новости для нас насчет клуба «Шарада».
