Наркоман, лежащий на полу, перебил его на полуслове:
— Что же ты тогда своей девчонке Тотем не дашь, скажи мне? Если всё так прекрасно, так хорошо, что можно слюни пускать, — Наркоман приподнял голову и зло посмотрел на Юлия: — Почему же ты её не сделаешь такой же, как они?
Вместо ответа Серый Кардинал отрицательно покачал головой, по-прежнему смотря в окно.
— Это не по правилам, — сказал Наркоман.
— Правил нет. — Голос Юлия прозвучал опустошенно и грустно.
Стоя посреди комнаты и не понимая, о чём говорят эти двое, я рассматривала лицо своего нового знакомого.
Высокие скулы, белая кожа. Отросшие русые волосы закрывают уши и лоб. Строгое, чуть грубоватое лицо, словно вытесанное из камня, объемный подбородок. Широкая, красивая улыбка. Но только она и привлекала внимание, если не считать чудных голубых глаз со светлыми ресницами. Только глаза его чаще всего были закрыты русой челкой, так что оставалась только улыбка.
— Я не могу сделать Сатиру такой, как все остальные, я не могу дать ей Тотем. — Юлий заговорил тихо, но комната и так была полна молчания, поэтому каждое его слово было отчетливо слышно. — Она мне обещала всегда такой быть. Не как все остальные. Это то, что держит нас вместе. Когда мы познакомились, она сразу спросила меня, какую девушку я хотел бы видеть рядом с собой. Она тогда ещё и Сатирой-то не была. А другой, совсем другой. И вот я ей описал свой идеал: послушная и тихая, не спорящая, всегда ждущая и верная — ну, как стандартная домохозяйка, что ли. А она взяла и сделала всё наоборот. Большая половина того, что она делает — это розыгрыш, комедия. Но ведь все в это верят. Да и я сам перестаю со временем различать, какие выходки её собственные, а какие она проделывает для поддержания своей роли. Иногда, даже наперекор её собственной, живой натуре. — Юлий повернулся к Наркоману, его голос стал тревожным, убедительным. — Она ещё больше кукла, чем все остальные, но она живая кукла. Кукла с душой. Она не боится выглядеть смешно и глупо, потому что знает, что в этом и есть смысл игры. Совершать абсурдные поступки, но уметь обыгрывать их перед другими так, чтобы все поверили, что это нормально, что так и нужно, что всё правильно. Она с этим сталкивается каждый день, она актриса, у которой выше всех жанров идет импровизация, потому что иначе меня бы рядом с ней не было. И я благодарен ей за то, что она может удержать меня рядом с собой.
— Ммм… Богиня… — Простонал Наркоман: — Как же ты из всего этого выпутываться будешь, друг?
А Юлий словно не слышал его слов, он с умилением уже рассказывал самому себе:
— Она даже привычки для себя придумала глупые. И фобии. Боится запаха больниц. И зиму. Она вообще зимой на улицу не выходит, моя Сатира.
Мы с Тодом переглянулись. Я вопросительно подняла брови. Он едва заметно пожал плечами.
Вошедшая в комнату Сатира обнаружила полную тишину. При её появлении Наркоман снова сел в то же положение, в каком его застала я.
— Молчите так, будто говорили обо мне, — Сатира нежно обняла Серого Кардинала и, приподнявшись на носочки, поцеловала его в подбородок.
— Мы говорили о тебе. Помнишь Наркомана? — Юлий кивнул в его сторону, и вместе с Сатирой уселся на полу. Она устроилась позади него, обняв Юлия со спины руками и ногами. Тонкие шпильки едва не пронзали его живот.
Я невольно посмотрела на свои безопасные и удобные балетки.
Сатира была в короткой юбке. В чересчур короткой для положения, в котором она сейчас сидела. Черно-синий шёлк в клетку свободными волнами ложился по вихрям упругой черной сетки, которая придавала юбке объем. Корсета сегодня не было. Грудь была перевязана ярко-синим атласным шарфом, кончики которого выглядывали из-под крохотной белой рубашки, подобранной строго по фигуре. Рубашка была застегнута лишь на две пуговки чуть ниже груди. Сатира была стройной, но не миниатюрной, и всё же, её вполне можно было бы принять за роскошную дорогую обворожительную куклу в человеческий рост.
Стоя рядом с Тодом, я чувствовала дискомфорт. К Богу пришла его Богиня. Царапина на её лице уже совсем затянулась, но в том, что Сатира помнит о нашем столкновении, я не сомневалась.
Вдруг Тод осторожно толкнул меня локтем и взглядом указал на Сатиру. Она весьма приветливо улыбалась Наркоману, обольстительно поигрывая глазами. И пока Юлий разговаривал со своим другом, она подмигнула ему. Наркоман ответил.
Во мне зародилось странное чувство. Внутренний голос протяжно-сладко жалел Серого Кардинала: «Тебя обманывают, Юлий. Но ничего. Я окажусь рядом, когда будет нужно. Я помогу. Я подберу тебя, если так случится, что ей ты станешь не нужен. Я никогда не оставлю тебя. Я всегда смогу тебя понять. Я такая же, как и ты. Как ты…».
Я — жалкое, циничное, мелочное существо.
— Мне пора, — прервал мои мысли Наркоман.
— Да, ты прав, — тон голоса Юлия стал чуть холодноватым. Враждебным.
Когда Наркоман проходил мимо меня и Тода, он даже слова не сказал на прощание. Словно мы были декорациями, являющимися частью заднего плана. Не заметил. Не счёл нужным обратить на нас внимание.
Сатира слетела со спины Юлия, как только захлопнулась входная дверь дома. Она села напротив Серого Кардинала, демонстрируя ему запястье левой руки. На нем было столько металлических звенящих подвесками браслетов, что я удивилась, как она вообще может поднять руку. Сатира с восторгом восклицала:
— Посмотри, вот этот мне нравится, на нем звездочки… а здесь розы, затертые под старину! Смотри, этот серебряный, на нем подвеска в виде листочков клена, а на этом в виде цветков незабудки с синей эмалью… Юлий, тебе не нравится?..
Он серьезно посмотрел на нее:
— Какие у тебя дела с Наркоманом?
Я вспомнила, что уже видела эту её реакцию на трудности, которые стоит обдумать: морщинки на секунду собираются на лбу и снова расправляются. На этот раз их сменяет маска обидчивого недоумения. Но теперь-то я знаю то, что знает и Юлий: это всего лишь маска. Даже голос её не выдавал:
— С Наркоманом? Любимый, ты ревнуешь?
Стоило просто посмотреть в лицо Серого Кардинала, чтобы понять: на данный момент шутки не уместны.
И она поняла:
— Ничего. — Сухо, без всякого флирта, смеха и игры.
— Хорошо.
Серый Кардинал поднялся, чтобы выйти из Песочной Комнаты. Тод заспешил следом. Теперь только я исполняла роль немой декорации.
— Ты что, сердишься? — Сатира задала вопрос уже с улыбкой, игриво поправляя коротенькую юбку.
— Нет. Мне понравился синий, с эмалью. — Он даже не повернулся, чтобы ответить ей. Следующие слова предназначались мне, но смотрел он куда-то вперед, рассредоточенный взгляд Юлия выдавал его задумчивость: — Сегодня будет интересно. Проведем какой-нибудь обряд. Ты же не веришь в магию. Приходи вечером. — Он вышел, сопровождаемый Тодом.
