16
Черчилль впал в одно из тех молчаний, в которые впадал в самых неожиданных ситуациях. При этом он не предавался размышлениям, нет, это было некое состояние интеллектуальной прострации, во время которого он словно бы выпадал из времени и обстоятельств, из всего того пространственно-временного мира, в котором в принципе должен был существовать.
— Что мы можем предпринять, генерал? — с трудом возвращался в реальный мир премьер.
— Чтобы овладеть «Регенвурмлагерем»? — поморщился О’Коннел, пытаясь уловить ход его мыслей. — Это невозможно. Русские уже на Висле и вскоре лагерь окажется в их руках. Даже если бы отрядам союзной нам Армии Крайовой удалось на какое-то время захватить эту базу, продержаться сколько-нибудь долго они не смогли бы.
— Но это в принципе возможно, чтобы отряды союзной нам партизанской армии хоть на какое-то время захватили эти подземелья?
— Уже вряд ли. Все большая часть поляков склоняется на сторону Армии Людовой, созданной в России. Поскольку ее части наступают вместе с частями Красной Армии.
Черчилль задумчиво кивнул, закурил новую сигару и вопросительно взглянул на портьеру, за которой должен был находиться его личный секретарь.
— Теперь уже не столь важно знать, для чего этот лагерь был создан германцами, сэр, — словно по магическому велению, материализовался из-за этой портьеры Крите. Каждое слово он произносил с таким глубокомыслием, словно читал пастырское послание Папы Римского. — Куда важнее знать, как его станут использовать русские, которые поляков туда вряд ли допустят. Поэтому уже сейчас нужно готовить человека, который бы со временем внедрился в русский гарнизон этого лагеря или же в группу, которая будет заниматься обследованием «Регенвурмлагеря».
Черчилль и генерал многозначительно переглянулись.
— То есть мы должны готовить агента, способного внедриться в командный состав Армии Людовой, — попытался развить его мысль О’Коннел.
— Среди командиров Армии Людовой наших людей должно быть не меньше, чем находится их сейчас в Армии Крайовой, этот вопрос обсуждению не подлежит, — согласился с ним Крите. — Однако влиять на судьбу этой базы мы сможем только тогда, когда наши люди окажутся на соответствующих постах в будущем правительстве Польши и в руководстве того административного района, на территории которого окажется «Регенвурмлагерь» после войны.
— Ну, это общие предпосылки, которые, конечно же, следует учитывать при формировании... — начал было генерал, однако личный секретарь премьера резко прервал его:
— Сейчас эта база нам не страшна. Пусть ее штурмом занимаются русские. Но после того, как она кажется в их тылу, останется только один способ обезвредить ее — сделать так, чтобы русские и поляки попросту законсервировали ее, на десятилетия перекрыв туда доступ всем — саперам, военным исследователям, специалистам по фортификациям, туристам, вообще всем.
— Любопытно, любопытно, — проворчал премьер.
— То есть военные и гражданские власти России и Польши, — вдохновила Критса скупая похвала патрона, — должны будут сделать все возможное, чтобы их народы на многие десятилетия попросту забыли о существовании этого уникального подземного города войск СС, их «Лагеря дождевого червя». Они должны сделать все возможное, чтобы тайну архитектуры и технического оснащения «Регенвурмлагеря» хранить с такой тщательностью, какая военному командованию Германии, ее абверу, гестапо и СД даже не снилась
[23]
.
Премьер и генерал улыбнулись, однако улыбки эти оказались какими-то непроизвольными и слишком уж несмелыми.
— О чем это вы, мистер Крите? — первым погасил улыбку генерал.
— О том, что при определенных условиях НКВД и польская разведка должны будут создать вокруг «Регенвурмлагер» такой ореол таинственности, в сравнении с которым тайны египетских пирамид и шумерской цивилизации покажутся детскими забавами.
Теперь уже генерал демонстративно рассмеялся, однако, услышав этот наигранный смешок, Черчилль лишь смущенно поморщился.
— Не торопитесь, О’Коннел, не торопитесь. Над этим пророчеством следовало бы задуматься. Согласен, Крите, в идеале так оно и должно было бы случиться, — прокряхтел он, откинувшись на спинку кресла и сладострастно выпуская клубы дыма. — Заметьте, Крите, я сказал: «В идеале...».
— Однако практически добиться этого будет невозможно, — возразил О’Коннел.
— Если полагаться на традиционные методы традиционной разведки, — по-монашески склонив голову, заметил личный секретарь премьера.
— И какие же методы вы склонны считать нетрадиционными? И какую конкретно разведку?
— Скорее, нам следует выяснить, о каком типе самой разведки идет речь... — Только теперь Крите вышел из проема, образованного створками портьеры, и остановился так, чтобы стоять лицом к своему патрону. По всему чувствовалось: то, что он желает сейчас сказать, чрезвычайно важно. Во всяком случае, для него самого. — Потому что только тогда нам станут понятны и объяснимы ее методы.
— Мы должны будем обратиться к разведке Ватикана?
— К «Содалициум Пианум»?
[24]
— удивленно уставился генерал на секретаря Черчилля. — С какой стати?!
— Но понятно, что сама «Содалициум Пианум» послужит нам лишь базой для создания тайной влиятельной организации, способной держать под контролем коммунистический режим не только в Польше, но и в Чехословакии, Югославии, Болгарии, Румынии, во главе которых после войны неминуемо окажутся коммунистические режимы, и даже в Союзе.
