Книга Воскресший гарнизон, страница 27. Автор книги Богдан Сушинский

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Воскресший гарнизон»

Cтраница 27

— Всматриваюсь, — легкомысленно заверил ее Орест, — и что?

— Пока что вы проникаетесь этими видениями только зрительно, а нужно — фантазиями. В них вы найдете не только сексуально-творческое возбуждение, но и свою художественную натуру. Забудьте, что на снимке перед вами Жерницкая, представляйте, что на самом деле вам выпало любоваться какой-нибудь восточной княжной. И воспроизводите ее фигуру на своих полотнах. Фантазируя, безудержно воспроизводите, а, воспроизводя, безудержно фантазируйте.

Одну из картин, которые Орест написал под впечатлением от эротической позы Софьи, скрывающейся под розовой вуалью, сама «натура» так и предложила назвать «Фея под розовой вуалью», и буквально через два дня умудрилась сбыть какому-то нескупому коммерсанту за очень приличную сумму.

А чего стоила фотография Софьи Жерницкой на лежанке из сирени! Потрясающая женщина — на совершенно изумительной «лежанке из сирени», посреди сиреневой рощицы! Сколько раз ему снилась потом и эта женщина, и эта сиреневая рощица с «оголенной натурой», достойной кисти любого из кумиров Монмартра!

Но самое удивительное, что здесь же были фотографии еще нескольких непрофессиональных и добровольных фотонатурщиц. Некоторые из них являлись миру в таких позах, при созерцании которых даже никогда не отличавшемуся особой богомольностью Оресту хотелось набожно креститься, вспоминая о библейском изгнании из рая.

«Я понимаю, — доверительно произнесла Софья, когда он в очередной раз завершил знакомство с этой небольшой, но поражающей воображение коллекцией городских красавиц, — что любая, даже самая совершенная и страстная натура со временем теряет свою позолоту».

«Только не вы, Софа», — попытался уверить ее давно падший семинарский иконописец.

«Ах, пегестань-пегестань! — призывно повела лебяжьей шеей Софья Жерницкая. — Чем женщина преданнее и щедрее, тем скорее она теряет свою сексуальную вуаль. — Это свое «сексуальную вуаль» женщина произнесла с такой поэтической возвышенностью, словно завершала чтение самого сокровенного стиха о девичьей непорочности».

Знакомство со снимками потенциальных натурщиц тоже происходило в своеобразном «ложе из сирени». После устроенного Софьей очередного сеанса секса, они возлежали на матрацах, положенных в садике «поместья» Софьи Жерницкой, между кроной развесистой яблони и зарослями сирени. Это «поместье» представляло собой некий оазис греховной любви и не менее греховной, по советским понятиям, иконописи. Защищенные высоким покровительством ректора-архимандрита, они чувствовали себя в этом осколке старинной поповской усадьбы вне общества и законов, вне политики и морали.

«Странно же устроен этот мир», — почувствовал себя Орест смущенным за сексуальное вольномыслие человечества.

«Только потому, что таким его устраивают странно устроенные мужчины. Однако вы не поняли, Орест. Я не сетую на вашу изначальную склонность к любовным изменам. Наоборот, принося себя в жертву искусству, решила разнообразить ваши собственные сексуальные впечатления. Взгляните на тела этих женщин. Сколько в них нерастраченной энергии и сколько милой постельной извращенности, так и не спровоцированной мужчинами!

«Для того, чтобы «творчески возбуждаться», мне вполне хватает вашего тела и ваших фотографий», — попытался заверить ее Орест, однако Софья решительно помахала рукой:

«Не в этом дело, Орест. Художник постоянно нуждается в разнообразии: поз, натурщиц, видов, сексуальных фантазий... Причем не только на фото, но и в реальной жизни. А теперь слушайте меня внимательно. Запомните, что по вашей воле любая из этих жриц «храма бесстыдства» запросто может то ли появиться на вашем холсте, скопированной прямо с фотографии, то ли явиться в вашу мастерскую в виде живой натурщицы. Причем ни то, ни другое не лишает вас права познать ее в своей постели в виде царственного вдохновения».

«Уверены, что они действительно придут, а если и придут, то согласятся в таком вот виде представать передо мной?».

«Не сомневайтесь: придут».

«Даже зная о наших с вами отношениях?»

«Даже зная...»

«Не опасаясь при этом вашей ревности?».

«Но ведь я же сама приведу их, Огест! — появилйсь огоньки какого-то охотничьего азарта в глазах Софьи. — И только из-за того, что я приведу этих девочек, они уже будут счастливы».

«Не затаивая при этом в душе никакой ревности?»

«Ах, Огест, Огест! — вновь на французский манер прокартавила Софья. Гордаш давно заметил, что картавила оно только тогда, когда сама этого хотела. Очевидно, она видела себя в образе одной из тех «дам из буржуазного прошлого», как называли их в местных газетках, которые олицетворяли аристократическое общество Российской империи. — Когда вы, наконец, поймете, что происходит в этом доме на самом деле? Да, вы рослый, физически сильный и по-настоящему красивый, той, особой мужской красотой, мужчина. Но боготворю-то я вас не поэтому. Собственно, боготворю-то я и не вас, как мужчину, а ваш самими небесами ниспосланный талант!».

«Наверное, к этому мне еще надо привыкнуть».

«Вот именно, Орест, — вернула себе не поддающийся французскому слуху славянский звук, — вот именно. Ко всему этому вам еще только следует привыкнуть: к тому, что рядом с вами импозантная, светская львица; что постепенно вы будете становиться все более мастеровитым, известным, а значит, и богатым.

Но знаете, чем я отличаюсь от многих тысяч подобных светских львиц?».

«Вы — первая, кого мне, сельскому парню, да к тому же, семинаристу, послал Господь».

«Но важно, что все-таки послал. Причем послал именно вам. Так вот, от всех остальных львиц я отличаюсь тем, что они — столь же эгоистичны, сколь и красивы. И чем красивее, тем эгоистичнее, поскольку уверены, что мир сотворен ради обоготворения их временной, бренной и предельно греховной красоты. Но это не по мне, Огест!»

«Постараюсь поверить» — неосторожно роняет Гордаш, однако Софья благодушно прощает ему эту несдержанность.

«Перед вами, — еще более проникновенно говорит она, — женщина, явившаяся в мир сей со своей особой, четко определенной миссией. Сам Создатель послал меня на землю, чтобы с моей помощью сотворить еще одного талантливейшего иконописца, который, прославляя Христа, во имя же Христово прославит и свое собственное имя. Миссия моя в том и состоит, что я должна помочь Создателю сотворить еще одного гения кисти и резца, превратив его в ипостась земного, но божественного создателя».

Какой же удивительной была речь Софьи! — поражался теперь Гордаш-Отщельник, вспоминая дни, проведенные с «мадам Софи Жерницкой», как называли ее близкие подруги. Какой мир открывался за фантазиями этой женщины! Какие тайны женской обаятельности и плотской любви открывались ему жгучими южными ночами!

«Почему вы так опасаетесь моей ревности, Огест?! — Они лежали на прибрежном холме неподалеку от монастыря, и видели, как под серебристо-голубой вуалью вечера море неспешно, волна за волной, накатывалось на берег. Уставшие от любовных игрищ, они лежали, подставляя оголенные тела лунному сиянию и постепенно растворяясь в нем, сливаясь с маревом моря и степи. — Единственное, к чему я вас ревную, Огест, так это к вашему собственному таланту — к божественному таланту иконописца. Иных талантов, в том числе и таланта ревности, не признаю».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация