Невесть откуда взявшаяся собака прыгала на него, валила, лизала, а рядом стояла Стефания и улыбалась.
— Ты пришла, хорошо, а то я совсем… — Димка отталкивал собаку, пытаясь дотянуться до девушки, но та отступила.
— Иди сюда, — он придерживал Боба. — Ну!
Стефания покачала головой.
— Не могу.
Сверчок кинулся за ней, упал с дивана и проснулся. Фотка валялась на полу, он сунул ее в задний карман спортивных брюк и только теперь сообразил, что звонит телефон. Это в три-то часа ночи!
Димка схватил трубку, чтобы не разбудить родителей. Трубка была ледяной.
Глава 11
Встречи на переходе
Галя не чувствовала, что падает, просто внутри все оборвалось, и темнота хлынула в нее, как черная вода. Неожиданно девочку сильно тряхнуло, и она поняла, что зацепилась за что-то и болтается. Ощущение не из приятных. Кажется, это была ветка дерева, но откуда здесь дерево?
— Похоже, вылет отменяется. Пока отменяется.
Стараясь не дергаться, Галя осторожно провела рукой по ветке. Дерево затрещало.
— Решило помочь, так постарайся, держи крепче! — твердо и одновременно ласково попросила Галя.
Ловкостью она никогда не отличалась, но тут не оплошала, вцепилась в ветку двумя руками, пытаясь добраться до ствола.
— Хорошее, умное, надежное, ты самое-самое, — беззвучно шептала девочка, ища ногой опору.
Носком она касалась камня, но мелкая крошка улетала в бездну.
«Даже хорошо, что темно, если бы я видела, где болтаюсь, то…» — и тут ей показалось, что ветка ее подтягивает. Трещит, скрипит, но подтягивает.
Галя нащупала трещину в скале, оперлась ногой и как мешок упала на твердую почву. Пропасть была совсем близко.
— Часть вторая, — пробормотала Галя. — Ура, продолжение следует.
Хорошенько оглядевшись (а видела она как в бинокль ночного виденья), Галя поняла, что взобралась на камни не в том месте, где сорвалась. Она даже стала различать фигуры и узнавать в них людей.
Они брели по самому краю, сидели, свесив ноги, некоторые даже бежали куда-то, но было ясно: друг друга они не замечают.
— Галка, птица-сестрица, привет! — раздалось совсем рядом.
Галю словно током шибануло — она увидела Таньку Плещееву.
— Тань! Я здесь. Здесь!
Галя рванулась было к подруге, но хриплый голос дерева грозно рявкнул:
— Замри, это оборотень! Пока ты живая душа, он тебе не страшен.
— Вот это мистика, так мистика! Никто не поверит, — Танька протянула руку. — Иди ко мне, птица!
— Брось это! — приказало дерево, и Галя ощутила на ладони яблоко.
Оно было теплым.
— Яблоко?
— Это Слово, бросай, не медли!
Галя послушалась. Яблоко влепилось Плещеевой прямо в лоб.
— Ой! — только и успела выдохнуть Галя.
На ее глазах подружка стала толстым вампиром с длинными клыками. Это был посланец Черного Хозяина. От сиденья в офисе он утратил динамику мышления и не мог придумать, как схватить эту зловредную несистемницу. Как часть материального мира, она должна была по глупости или добровольно стать его жертвой.
— Не трепыхайся, иди ко мне под крылышко. Я согрею тебя и расскажу мг… расскажу эту самую… сказку.
Толстяк развернул свой черный плащ и сладко зажмурился.
— А ну рассыпься! Считаю до одного. Раз!.. — крикнула Галя, но ничего не произошло.
Вампир незаметно заглянул в шпаргалку, которая была пришита к подкладке его плаща.
— «Обхитрить», «заманить», ага, вот: «напугать до икоты роковыми предсказаниями». Твоя душонка, тьфу, ее надолго не хватит. Она сдохнется, перегорит. Тебя и так нашли мертвой. Тебя током ударило. Тебя в морг отвезли. Прозектор уже надел синий халат и черный фартук. Перчатки натягивает. Его ножи и крючки рядом с тобой на железном подносе лежат. Сейчас пинцетом сунет сигаретку себе в рот, возьмет маску и чик-чирик, тебя разрежет. Будет из тебя потроха доставать, а потом натолкает разной дряни и суровыми нитками зашьет. А кровь сольет, группу проставит и пойдет писать «Свидетельство о смерти». Твоя бабка в коридоре плачет, бумагу эту ждет, ей валидол дали и ушли.
— Ты, зубатина! Клоп толстопузый! Сейчас запахнешь паленым. Я из тебя жаркое сделаю. Люля-кебаб и шашлык в один момент! — Галя схватила ветку, и та вспыхнула красным огнем: дерево постаралось.
Галя запустила ветку в толстого вампира, и клыкастый исчез.
Девочка решила сосредоточить внимание на бредущих в тумане фигурах. Среди них попадались и совсем крошки, и ее ровесники, и взрослые люди. Некоторые были страшно изуродованы: без рук, без ног, без головы. Самые спокойные лица были у старых людей — на некоторых застыло выражение, которое можно было принять за счастье.
— Кто они? Почему идут мимо? — спросила она у дерева.
— Это Переход, — устало проскрипела голая ветка. — Они умерли. Каждый пробудет здесь сорок дней, а потом уйдет.
— Куда?
— Кому перекинется мост над Бездной, а кому — в Бездну.
Галя смотрела на людей. Они были тихими, безразлично покорными. Она не выдержала и заплакала. Девочка знала, что слезы льются по ее щекам, но не могла их ощутить.
— Я тоже умерла? — сдавленно спросила Галя.
— Нет, — отозвалось дерево. — Пока нет.
— Помогите, пожалуйста, помогите мне выбраться отсюда! — стала умолять Галя. — Я думала, что это обыкновенная игра…
— Игра-неигра, такое-нетакое. Есть ли тут отличие? — девочке почудилось, что дерево усмехнулось. — Я сам жду от тебя помощи. Разве ты меня не узнала?
И она вспомнила Старый дуб. Его не обхватили бы и десять Галь, такой он был когда-то могучий. Но со временем вершина дерева обломилась, дупла проели ствол насквозь. На уровне человеческого роста торчала одинокая кривая ветка, и поэтому Дуб напоминал виселицу. Картина была малоприятной. Девочка как-то спросила у бабушки, почему поблизости не растут другие дубы, и та предположила, что, возможно, изменился климат.
Галя бегала к этому дубу все лето, пока они жили на даче, а когда шел дождь, сидела в дупле и читала книгу. Она почему-то решила, что это дерево — одно из самых старых на земле. Может быть, когда-то дуб был хранителем племени? Его поливали кровью жертвенных животных, ему поклонялись. Воины зашивали его листья в ладанки, женщины клали их младенцам в колыбельки, а из коры и желудей делали снадобья и амулеты.
— Да, я узнала тебя, Старый Дуб, — обрадовалась Галя. — Но как я могу помочь?
— Возьми мой единственный желудь, я хранил его многие сотни лет, — на ладонь упал крошечный желудек.
