— Но как мне отсюда выбраться?
— Не знаю, — грустно отозвалось дерево.
Галя вздохнула и сунула желудь за щеку — так надежнее.
— Ты спас меня, скажи хотя бы, в какую сторону идти?
Дерево не ответило, зато где-то вдалеке вновь застучал по ступеням одинокий костыль.
И вдруг сердце у Горбушиной подпрыгнуло: в толпе бредущих людей Галя различила собаку, которая прижималась к ногам девочки. За ними медленно брели люди в клочьях лыжных комбинезонов.
Галя не могла не узнать эту красивую девчонку. Она хорошо запомнила ее на остановке, хоть тогда и было темно.
— Эй, постой!!! — Галя ринулась за девочкой, с ужасом заметив, что проскакивает сквозь бледные фигуры, а они не обращают на это никакого внимания.
Девчонка брела, не оборачиваясь. Галя забежала вперед, боясь к ней притронуться.
— Остановись, подожди! Мы с тобой говорили, помнишь, ты еще была с парнем. На тебя мой Пифпафка набросился… Остановись, прошу тебя!
— Я тебя не знаю, — ответ прозвучал еле слышно.
— Ты мне еще рассказывала про свою собаку. Я не уверена, но мне кажется, это все-таки было… — Галя поняла, что потеряла счет времени, и замолчала.
— Пусть Дима Сверчков найдет подкову. В Швейцарию я полетела без нее, — девочка не смотрела на Галю, но та ясно различала ее слабый голос.
— Сверчков, это кто?
Тени, как туман, текли сквозь них, девочка обошла Галю и стала удаляться.
— Вернись, мы выберемся отсюда! Вместе нам будет легче! Прошу тебя, не уходи! Я тут совсем одна! — Галя догнала девочку и, не раздумывая, ухватила ее за рукав.
Она ощутила этот рукав, хотя и не видела его в обычном смысле этого слова, но знала: это рукав комбинезона.
— Остановись! Ты же не такая, как они. Ты живая! — Галя трясла девочку, и та не сопротивлялась. — Ты ведь слышишь меня, слышишь?
— Слышу… — голос звучал, как сквозь толщу ваты.
— Как тебя зовут?
— Не помню.
— Какого-то Сверчкова помнишь, а имя свое забыла? Вспоминай, немедленно! Как зовет тебя мама?
— Степка.
— Степка? — Галя хмыкнула. — Здорово, просто здорово. Я буду называть тебя Степа. Как ты здесь очутилась? Кто бы мог подумать, что мы тут встретимся?
Но девочка стала вырываться:
— Боб, Боб, Боб!!! Моя собака…
Собака тем временем смешалась с толпой, затерялась, оставив их в клубящемся тумане. Боксер не мог остановиться, он принадлежал потоку, бредущему по краю пропасти.
— Оставь его, ты не можешь его удержать, он умер! — выкрикнула Галя.
— А я? — голос дрогнул.
— А ты нет. И я тоже живая, но если мы останемся здесь, то погибнем. Давай выбираться. Нашего полку прибыло! Гип-гип-ура!
— Я вспомнила, я выбежала из горящего туннеля и упала в снег. Валил черный дым, и снег стал черным.
— Это уже кое-что, хотя мало, что объясняет. Как отсюда выбраться? У тебя есть идеи? — Галя тормошила Степку, ей не хотелось, чтобы глаза у той опять стали пустыми и невидящими.
— Я все время шла вдоль пропасти, но я видела… Моя собака… Значит, Боб умер? Но почему? Его не было со мной, он остался дома. Я одна ездила в Швейцарию. Поезд загорелся… Было так страшно…
— Степочка, вспомни, что ты видела по дороге сюда. Надо уходить, живым тут нельзя оставаться! — умоляла Галя.
— Там позади пещера. Может, это выход?
— Бежим проверим, — Галя схватила девчонку за руку, но та не могла сдвинуться с места.
— Я не могу возвратиться. Я не могу сделать даже шага назад.
— Тогда стой! Стой здесь, никуда не уходи. Ты поняла? Стой или сиди. Ты можешь сидеть? Попробуй присядь!
Степка огляделась и присела на большой камень.
— Могу. Ох, как я устала.
— Вот тебе желудь. Он самый настоящий, хотя и отсюда. Его надо посадить 31 декабря в полдень, в трех шагах от дупла, которое под веткой, — Галя не представляла, откуда знает, что нужно поступить именно так. — Это недалеко от Тучково, мы посадим его вместе. Поняла?
— Только ты возвращайся поскорей. Тут, наверно, долго и сидеть нельзя!
— Одна нога там, другая — здесь! — на ходу ответила Горбушина.
Она отбежала от девочки, но, подумав, вернулась обратно.
— Если меня долго не будет, сама выбирайся. Вспоминай, как ты сюда попала, и выбирайся. Но я обязательно вернусь!
Степка кивнула, прикрыла лицо руками и всхлипнула:
— Бедный, бедный Бобина!
Галя положила ей руку на плечо, а про себя подумала, раз Степка плачет, то с нее сошел этот дурман. Ведь кто-то ее послал к пропасти, и она шла как заговоренная.
— Вспоминай, пожалуйста! Все вспоминай и жди меня. Мы виделись с тобой, как мне кажется, сегодня вечером. Как же ты могла еще раньше очутиться в туннеле? Непонятно… Ну пока! Держись!
Девочка улыбнулась и помахала ей рукой. И тогда Галя засомневалась, ее ли она видела на остановке? Черты лица были будто те же и все-таки совсем другие…
Бригадирус торжествовал: старохламс не смог схватить несистемника. Толстяк вампир теперь посидит на диете птички-колибри: каждый день только капелька нектара, а не ведра густой крови, как раньше. Чиновники офиса бешеного пространства разжирели до деградации.
Бригадирус потер усы-антенны. Он знал о Черном Хозяине куда больше, чем тот предполагал. Работа такая — все знать.
— Нутс-нутс. Формируйс Чернаяс Свиньяс! — и Бригадирус бросил на поимку несистемника новоклонию ноу-хау. — Маршс! Не подкачайс!
— Радас служитьс, — прохрюкала Черная Свинья.
Дело теперь обстояло куда серьезней — старохламс мог потеснить новоклонов на многие тысячелетия. Сам буйствовал, но это было показателем внутренней обесточенности. У Бригадируса этот показатель всего один и пять десятых процента, ведь он-то практически новый.
— Так что ктос когос? Добытс сердцес и добытс душус!
— Естс, естс, естс! — Черная Свинья полетела к Переходу.
Галя побежала к пещере, отсчитывая три указанных Степкой поворота.
— Не расслабляйся, Горбушина! — подбадривала она себя, — теперь ты не одна.
Внезапно девочка замерла от удивления. В нескольких шагах от нее на камнях пищали маленькие котята. Самый пушистенький поднялся и заковылял к обрыву.
— Ой, кис-кис!
Галя подошла к котенку и, стараясь сгрести его поудобнее, подула малышу в мордочку. Земным котятам это нравилось, но этот страшно зашипел и испарился. Она проделала то же и с другими зверьками, и все они исчезли, как будто ее дыхание было огнем Змея Горыныча.
