Испытывая головокружение, Джорджиана переступила через порог, приподняв юбки, чтобы не испачкать их. Она тут же поняла, что оказалась в мастерской отца. По всей длине стены тянулись окна, ныне заросшие вьющимися растениями, но прежде пропускавшие много света. В центре комнаты стоял пустой мольберт, на вбитом в стену гвоздике висела испачканная краской тряпка. Джорджиана осмотрелась по сторонам. В воздухе до сих пор ощущался запах старой краски, витающий над головами, точно призрак.
При виде столь ярких напоминаний о прошлом Джорджиана едва не лишилась самообладания. Ей с трудом удавалось сдерживать слезы. Тут она услышала мягкий шорох у себя за спиной и почувствовала присутствие Доминика рядом. Его руки нежно легли ей на плечи, успокаивая, согревая. Подобно якорю, он удерживал ее в настоящем, оказывая противостояние пытающемуся поглотить ее прошлому.
Джорджиана сделала глубокий вдох. Успокоившись, она накрыла ладонью ладонь Доминика. Ее взгляд выхватил стоящие у стены холсты. Она бросилась вперед, и Доминик тут же убрал руки и последовал за ней.
Не говоря ни слова, они занялись изучением последнего наследия отца Джорджианы.
Большинство картин оказались портретами юношей. Задумчиво глядя на изображение молодого человека с добрыми глазами и рыжеватыми всполохами в волосах, Доминик усмехнулся:
– Да, теперь я понимаю.
Джорджиана терпеливо дожидалась пояснений.
Улыбка Доминика встревожила ее.
– Ваш отец, без сомнения, был очень проницательным человеком. Он хотел дать вам что-то, не утратившее бы своей стоимости вне зависимости от колебаний моды. Поэтому и оставил вам эти картины. – Джорджиана еще не поняла, к чему Доминик клонит. – Это – портрет Уильяма Гренвилля в молодости. – Видя, что Джорджиана по-прежнему смотрит на него непонимающим взглядом, он пояснил: – Гренвилль был одним из наших последних премьер-министров. Его семья заплатит за эту картину целое состояние. А вот это, – продолжил он, отставляя портрет в сторону и беря в руки другой, – если не ошибаюсь, Спенсер Персиваль, еще один премьер-министр. Вон тот, – он указал на изображение очередного молодого человека с честным лицом, – возможно, Каслри, хотя до конца я не уверен. – Доминик склонился над портретами.
Всего работ этой серии оказалось шестнадцать. Доминик узнал девять и выдвинул предположения касательно остальных. Три нижних полотна всецело завладели их с Джорджианой вниманием.
Первое оказалось портретом молодой красивой женщины с шапкой русых волос. Ее ореховые глаза, чистые и яркие, смотрели прямо на зрителя. Это был портрет матери Джорджианы.
Предоставив ей возможность любоваться лицом матери, Доминик вытащил следующее полотно. На нем была изображена та же женщина, сидящая на траве.
Рядом с ней резвилась малышка. На губах женщины играла мягкая улыбка.
Не говоря ни слова, Доминик передал картину Джорджиане, а сам взял последнюю. На ней была запечатлена маленькая девочка лет шести с длинными золотистыми волосами, заплетенными в косы. В ее ореховых глазах светилось озорство, а на вздернутом носике виднелась россыпь веснушек. Доминик улыбнулся. Повернувшись к Джорджиане и взяв ее рукой за подбородок, он заставил ее посмотреть ему в лицо. После тщательного осмотра он заключил:
– У вас пропали веснушки.
Джорджиана с опаской улыбнулась, благодарная ему за то, что пытается подбодрить ее.
Улыбнувшись в ответ, Доминик убрал руку, проведя напоследок пальцем по ее щеке, и осмотрелся по сторонам.
– Думаю, теперь, когда комнату снова открыли, картины нужно отсюда забрать.
Джорджиана непонимающе посмотрела на него.
– Велеть Дакетту упаковать их и отправить в Кэндлвик? После решите, что с ними делать.
Все еще испытывая головокружение от их находок, Джорджиана согласно кивнула. Дакетт стал складывать картины в стопки, которые слуги осторожно уносили вниз.
– Должно быть, вы умираете от голода, – произнес Доминик, снова вставая за спиной Джорджианы. – Я отвезу вас в Кэндлвик, где о вас позаботится миссис Лэнди.
Сердце Джорджианы было переполнено радостью, которой она хотела поделиться. Позабыв о долгой обратной дороге в Лондон, она позволила сопроводить себя вниз и усадить в карету.
Обед у миссис Лэнди был готов. Она выбранила Доминика за то, что он заставил Джорджиану так много времени провести на холоде. Джорджиана удивленно вскинула брови, а Доминик рассмеялся.
Поев, он оставил свою гостью на попечении миссис Лэнди, а сам отправился переговорить с управляющим.
Лишь за чаем с булочками в комнате экономки Джорджиана заметила, что начинает темнеть, и встревожилась. Время шло, а Доминик все не возвращался. Джорджиану стали терзать дурные предчувствия.
Доминик появился снова лишь с наступлением сумерек. Он вошел в гостиную, где она отдыхала. Подойдя к камину, Доминик склонился над огнем, чтобы согреть руки. Выпрямившись, он успокаивающе улыбнулся ей, но сказанное им тут же снова встревожило Джорджиану:
– Боюсь, моя дорогая, что сегодня вечером нам не удастся вернуться в город. Погода испортилась, дороги обледенели. Скоро начнется снегопад, и я сильно сомневаюсь, что мы сумеем добраться до Большой северной дороги, не застряв в заносе.
При виде его довольной улыбки Джорджиана удивленно вытаращила глаза. Она тут же поняла, что он все спланировал заранее. Оставалось непонятным зачем.
Но ее гостеприимный хозяин не дал ей возможности как следует поразмыслить над этим жизненно важным вопросом. Доминик предложил сыграть партию в шахматы, потребовавшую от нее большой сосредоточенности. К тому времени, как Джорджиана лишилась короля, в комнату вошла миссис Лэнди, с улыбкой предложившая освежиться перед ужином. Облако тревожных вопросов, витавших в сознании Джорджианы, показалось ей очень глупым при виде этой уважаемой и достойной дамы.
За ужином, который был подан в большой столовой, Джорджиана чувствовала себя очень странно. Огромный стол, за которым, как уверяла миссис Лэнди, могло поместиться пятьдесят гостей, к счастью, был сложен до размеров, соответствующих ситуации. Ее посадили по правую руку от Доминика. Он вел себя столь учтиво, что ей не пришло в голову задуматься о пристойности происходящего. Еда была великолепной, а вино, которое с разрешения Доминика налил Джорджиане Дакетт, – прохладным и сладким. Большая часть ужина прошла за обсуждением портретов, оставленных Джорджиане отцом. Когда было съедено последнее блюдо, Доминик отодвинул стул и встал. Жестом отослав Дакетта, он помог выйти из-за стола Джорджиане.
– Идемте. Нам будет гораздо более удобно в гостиной.
Присутствие Дакетта за спинкой ее стула успокаивало терзаемую смутными подозрениями Джорджиану. Когда дверь гостиной закрылась, она осознала, что осталась наедине с Домиником, и испуг охватил ее с новой силой. Сильно нервничая, она подошла к стоящей у большого камина кушетке, чувствуя, что Доминик следует за ней по пятам.
