– Он восхитителен!
Амалия тем временем выпроводила непрошеных гостей – светловолосого юношу, еще одного, постарше, с густыми каштановыми волосами, и черноглазую девочку, похожую на воробья, совсем еще малышку. Обращаясь к темноволосому мрачному мужчине, Гренвиллю Фэйрчайлду, главе лондонского Института, девочка громко позвала:
– Папа!
– Ступай, Шарлотта. Ты знаешь, что должна делать и что делать не следует, – сказал Фэйрчайлд.
Вот он, путь воина, подумал Магнус. Долг превыше всего. И уж точно превыше любви.
Маленькая Шарлотта, будущая Сумеречная охотница, послушно удалилась.
Леди Камилла снова заговорила с Магнусом:
– Вы не поделитесь им со мной?
Магнус улыбнулся:
– Только не в качестве закуски, если вы это имели в виду.
Леди Камилла снова не сдержала смеха. Ральф Скотт недовольно фыркнул, Алекс де Куинси что-то раздраженно пробормотал себе под нос. Голос Родерика Моргенштерна среди общего шума расслышать было все труднее.
Через несколько минут толпа служанок внесла серебряные подносы с закусками.
Опасаясь, что ее обойдут, Арабелла энергично заплескалась в аквариуме:
– Передайте, пожалуйста, булочку.
* * *
Когда Моргенштерн наконец закончил, собравшиеся уже потеряли всякое желание продолжать переговоры и хотели просто разойтись по домам. Магнус с большой неохотой покинул леди Камиллу.
Он уже давно не влюблялся, и свет любви от этого казался ему ярче… Признаться, в поисках нового чувства он уже давно вглядывался в разные лица, и многие вселяли в него надежду… Он мог бы написать целую поэму о том, что заставляет одинокие сердца искать неведомое… Всякий раз, когда Магнус обращал на кого-то внимание, его сердце пробуждалось и пело. Может быть, на этот раз? Может быть! Но…
Прогуливаясь по Темз-стрит, он строил планы, как бы снова увидеть леди Камиллу. Может, явиться с визитом к лондонскому клану вампиров? Ему было известно, что Алекс де Куинси жил в Кенсингтоне
[4]
.
Во-первых, это было бы проявлением вежливости с его стороны, а во-вторых…
– Как-никак, – вслух сказал он, помахивая тростью с набалдашником в виде обезьяньей головы, – столь привлекательные особы с неба не падают.
И в этот самый момент на мостовую прямо перед Магнусом приземлился светловолосый Сумеречный охотник, тот самый, на которого он обратил внимание в Институте. Красавчик спрыгнул, перевернувшись через голову, со стены.
– Восхитительные жилеты из красной парчи от портных с Бонд-стрит не падают с неба! – тут же воззвал Магнус к небесам.
Юноша нахмурился:
– Простите?
– Не обращайте внимания, это я на всякий случай… – сказал Магнус. – Вам помочь? Кажется, мы незнакомы…
Нефилим нагнулся и поднял шляпу, свалившуюся у него с головы во время прыжка. Потом церемонно покрутил ею, отвесив Магнусу поклон. Улыбка парня и его длинные ресницы были так привлекательны, что вполне могли бы стать причиной небольшого землетрясения. Магнус вспомнил Амалию Моргенштерн – понятно, почему она растаяла, хотя красавчик был для нее слишком молод.
– Четверо старейшин запретили мне приближаться к вам, поэтому я поклялся, что обязательно с вами познакомлюсь. Меня зовут Эдмунд Эрондейл. Можно узнать ваше имя? Кстати, они называли вас фигляром и жуликом.
– О, да это комплимент! Я польщен, – ответил Магнус и тоже поклонился: – Магнус Бейн, к вашим услугам.
– Ну, вот мы и познакомились, – сказал Эдмунд. – Отлично! Скажите, вы действительно посещаете рассадники разврата?
– Случается.
– Так говорили Моргенштерны, когда выбрасывали тарелки, – беспечно заметил Эдмунд. – Пройдемся?
Выбрасывали тарелки? Когда Магнус понял, что это значит, настроение у него испортилось. Сумеречные охотники выбрасывают тарелки, к которым притрагивалась нежить.
Они считают, что вампиры, оборотни, русалки и колдуны оскверняют их посуду!
Но Эдмунд не имел к этому никакого отношения.
Более того, он предложил ему пройтись – такого здесь, в Лондоне, ему еще никто не предлагал. Не так давно Магнус купил особняк на площади Гросвенор – купил, возможно, чересчур поспешно. После одного из недавних приключений он снова разбогател. Вообще-то он терпеть не мог, когда на его голову сваливались шальные деньги, и старался как можно скорее избавиться от них, поэтому жил с размахом. В высшем лондонском свете его уже прозвали «Бейн-богач». Многие лондонцы мечтали с ним познакомиться, но Магнусу они казались кошмарными занудами. А Эдмунд… Эдмунд был исключением.
– Почему бы и нет? – наконец ответил колдун.
У Эдмунда загорелись глаза.
– Отлично! Сейчас никто не интересуется настоящими приключениями… Вам так не кажется, Бейн? Разве это не печально?
– Я редко следую правилам, но одно из тех, которые все же стараюсь соблюдать, – это никогда не отказываться от приключений. Еще я избегаю романтических отношений с жителями моря; никогда не прошу того, чего хочу, – в худшем случае, будет неловко, в лучшем – все выйдет по-моему и кто-нибудь восхитительный сбросит одежду; всегда требую деньги вперед и никогда не играю в карты с Катариной Лосс.
– Почему?
– Она жульничает.
– Вот как? А я бы познакомился с женщиной-шулером. Ни разу такой не встречал, – грустно сказал Эдмунд. – Не считая Миллисент, тетки Гренвилля. Та в пикет любого уделает.
Магнус и представить не мог, что благородные Сумеречные охотники играют в карты, да к тому же жульничают. Он-то думал, что они посвящают досуг тренировкам, оттачивая свое боевое мастерство, и бесконечным беседам о своем превосходстве над другими.
Магнус перевел тему:
– Куда бы мы могли пойти? В человеческих клубах обычно не рады клиентам, у которых при себе много оружия. Это…
– Но у меня с собой почти ничего нет, – перебил его Эдмунд. – Несколько жалких кинжалов, стилет, пара кнутов…
Магнус моргнул:
– Арсенал, конечно, небогатый, но суббота обещает быть интересной…
– Отлично, – просиял Эдмунд Эрондейл.
* * *
Клуб Уайта на улице Сент-Джеймс внешне почти не изменился. Магнус с удовольствием окинул взглядом белый каменный фасад: греческие колонны, своды и окна, каждое из которых было похоже на отдельную часовню; кованый балкон со сложным спиральным орнаментом, напоминавшим раковины улиток; полукруглое окно, в которое наверняка смотрел кто-то знаменитый, следя за каплями дождя, наперегонки бегущими по мутноватому стеклу. В свое время клуб этот был основан итальянцем, считался притоном, и иначе как гнусным лондонские аристократы его не называли.
