– А почему вы ждали апреля этого года, чтобы продолжить работать по делу и вручить повестку агенту УБН Джеймсу Марко и еще некоторым людям? Что спровоцировало такую задержку, мистер Фулгони?
Фулгони покачал головой, словно не знал ответа.
– Я просто… просто вырабатывал план. Понимаете, иногда судебный процесс затягивается.
– Или вы внезапно осознали, что если Гектору Мойе Глория Дейтон нужна была живой, то, возможно, существует кто-то еще, кому была выгодна ее смерть?
– Нет, не думаю, что…
– А вы не боялись, мистер Фулгони, что своим ходатайством открыли клетку с тиграми и сами можете оказаться под угрозой?
– Нет, не боялся.
– И никто из правоохранительных органов вам не угрожал, не просил затянуть или вообще прикрыть дело Мойи?
– Нет, никогда.
– А как отреагировал в апреле на повестку агент Марко?
– Точно не знаю. Я там не присутствовал.
– А он вообще исполнил предписание явиться? Он давал вам письменные показания?
– Пока нет.
– Может, он лично вам угрожал, если вы и дальше будете заниматься ходатайством?..
– Нет, не угрожал.
Пора. Я поднял голову на судью и сообщил, что у меня больше вопросов нет.
32
Форсайт продержал Фулгони на трибуне целых полтора часа. Полтора часа жесткого перекрестного допроса. И если я временами делал так, что молодой адвокат казался глупым, то обвинитель заставил его выглядеть полным идиотом.
Я использовал юного Фулгони, чтобы занести в протокол несколько ключевых моментов. Форсайту оставалось надеяться лишь на то, что, подорвав доверие к свидетелю, удастся подорвать доверие к его словам. Он должен был обернуть все так, чтобы присяжные полностью списали со счетов показания Фулгони.
К концу этих полутора часов Форсайт почти приблизился к завершению своей задачи. Фулгони вымотался. Одежда казалась помятой, поза – скукоженной, и отвечал на вопросы он односложно, соглашаясь почти со всем, что обвинитель предлагал в форме вопроса. Стокгольмский синдром во всей красе: мальчик пытался угодить своему захватчику.
Я старался вмешиваться и помогал где можно, протестуя. Но Форсайт искусно гнул свою линию, и один за другим мои протесты отклоняли. Наконец в четыре пятнадцать все закончилось. Фулгони отпустили, и он покинул свидетельскую трибуну с видом человека, который, несмотря на свою профессию, по доброй воле в зал суда больше ни ногой. Сделав шаг назад к ограждению, я шепотом попросил Сиско, сидящего в первом ряду, сходить и проверить, чтобы молодой Слай не ушел. Мне еще нужно было с ним поговорить.
Судья распустила присяжных по домам и отложила суд на день. Затем пригласила меня и Форсайта в свой кабинет, чтобы составить вызов в суд, который, мы надеялись, помог бы доставить Джеймса Марко. Я сказал Лорне, что это ненадолго, и попросил ее спуститься и вывести машину с подземной стоянки, где она оставляла ее по утрам.
Форсайта я догнал уже в коридоре, который вел из зала суда в кабинет судьи.
– Прекрасно уделал свидетеля, – сказал я. – По крайней мере, теперь у Фулгони есть опыт в суде.
Форсайт, развернувшись, подождал меня.
– Я? Это ты начал. А он, между прочим, твой свидетель.
– Принес жертву богам вины. Без этого никак.
– Уж не знаю, что ты надеешься получить, эксплуатируя версию с Мойей, но, Майк, это не прокатит.
– Посмотрим.
– А что делать с именами в новом списке? У меня, между прочим, дети. Хотелось бы провести вечер с ними.
– Так отдай все Лэнкфорду. У него времени – вагон. Своих-то детей, подозреваю, он съел.
Когда мы входили в комнату, Форсайт смеялся. Судья уже сидела за столом, повернувшись к стоящему сбоку компьютеру.
– Джентльмены, давайте поскорее покончим с этим и успеем домой до пробок.
Через пятнадцать минут я уже шел через зал суда. Лего выписала вызов, который на следующее утро доставят в офис УБН. УБН предписывалось объяснить причину, почему агент Джеймс Марко не сможет явиться в суд к десяти утра в среду. Итак, либо Марко, либо адвокату УБН придется прийти. В противном случае судья Лего выпишет судебный ордер на арест Марко, и все станет намного интереснее.
Сиско и молодой Слай сидели рядышком на скамеечке в коридоре. Один из ребят Мойи занял скамейку напротив, другой потащился за Лорной, когда она спустилась за машиной. Подойдя к скамейке, я обратился к молодому Слаю. Сказал, что я чрезвычайно ценю ту помощь, которую он оказал по делу моего клиента. Сказал, что все еще с нетерпением жду, когда мы начнем с ним работать по делу о ходатайстве в федеральном суде.
– Я не ошибался на твой счет, Холлер, – ответил он.
– Когда это?
– Когда сказал, что ты – козел.
Он поднялся, чтобы уйти.
– Именно козел.
Мы с Сиско смотрели, как он зашагал к людям перед лифтом. Есть положительный момент в том, чтобы задержаться в здании суда допоздна – толпы редеют, и ожидание не так напряжно. Фулгони зашел в лифт и исчез.
– Милый мальчик, – произнес Сиско.
– Тебе надо пообщаться с его отцом, – кивнул я. – Тот еще лучше.
– Хотя не стоит на него наговаривать, – заметил Сиско. – Такой орел!.. Может, когда-нибудь придется на него работать.
– Пожалуй.
Я протянул ему копию распоряжения судьи. Сиско развернул документ и пробежал глазами:
– Да там этой бумажкой просто подотрут свой зад.
– Возможно, но это часть игры. Итак, на всякий пожарный, надо подготовиться, вдруг в среду объявится Марко.
– Ладно.
Мы встали со скамейки и направились в сторону лифта. Вслед за нами пошел и парень Мойи.
– Поедешь в лофт? – спросил я Сиско.
Наша команда собиралась каждый день после суда. Мы обменивались информацией, общались и совместно искали решения для дня грядущего. Так мы делились удачами и поражениями. Сегодня, на мой взгляд, удача нам скорее улыбнулась, чем нет. И встреча обещала пройти в хорошем настроении.
– Я приеду, – сказал Сиско. – Только сначала кое-куда заскочу.
– Ладно, давай.
Выйдя из здания суда, я прошел до Спринг-стрит и заметил «лексус» Лорны, припаркованный у обочины напротив двух «линкольнов», которые поджидали адвокатов из здания суда. Я прошел до тротуара, миновал «линкольны» и хотел открыть заднюю дверь машины Лорны, но затем решил ее не смущать. И сел впереди.
– Теперь, похоже, у меня есть «лексус» для адвоката, – заметил я. – Может, киношники снимут продолжение.
Лорна не улыбнулась.