Затем Лего предупредила меня, что ее терпение практически на исходе и что мне нужно начать вытягивать из воды сеть, которую она разрешила мне закинуть.
– Конечно, ваша честь, – сказал я и вернулся на свое место.
– Агент Марко, на этой неделе вам кто-нибудь сообщал, что имя Страттона Стергоса появилось в измененном списке свидетелей?
Марко выказал первые признаки беспокойства.
– Нет. Я никогда не слышал об этом человеке, пока вы не назвали его имя.
Я кивнул и сделал пометку в блокноте. Я написал: «Попался, ублюдок».
– Можете сказать присяжным, где вы были ночью одиннадцатого ноября прошлого года?
– Ваша честь! – подскочил Форсайт.
– Сядьте, мистер Форсайт.
– Я не могу вспомнить точно, что я делал, – покачал головой Марко. – Это было давно.
– В воскресенье.
Он пожал плечами:
– Тогда скорее всего я смотрел по телевизору футбол. Точно не знаю. Разве это делает из меня виновного?
Я ждал, но больше ничего не услышал.
– Обычно, опрашивая свидетеля, задаю вопросы я, – заметил я.
– Конечно, – сказал он. – Задавайте. Любые вопросы.
– А две ночи назад, в понедельник? Вы не припомните, где были той ночью?
Ответа мне пришлось ждать довольно долго. Похоже, он понял, что оказался в самом центре минного поля. В воцарившейся тишине я услышал, как открылась задняя дверь и, обернувшись, увидел возвращающегося Лэнкфорда, а позади судебного пристава.
– Я вел наблюдение, – наконец сказал Марко.
– Наблюдение за кем? – спросил я, снова развернувшись к свидетельской трибуне.
– Мы разрабатываем одно дело. Я не могу обсуждать его на открытом суде.
– Наблюдение велось на Салем-стрит в Глендейле?
И снова он покачал головой:
– Я не могу обсуждать проводимые расследования в суде.
Пытаясь понять, насколько сильно надо спровоцировать Марко, я довольно долго сверлил его взглядом. Но в конце концов решил подождать и поднял глаза на судью.
– Ваша честь, на данный момент вопросов больше нет, однако я прошу суд задержать агента Марко как свидетеля, чтобы я мог повторно вызвать его немного позже.
– Что мешает вам закончить сейчас, мистер Холлер? – нахмурилась Лего.
– Мне нужно получить свидетельские показания другого свидетеля, на основании которых я задам последние вопросы, что у меня имеются к агенту Марко. Я глубоко признателен суду за проявляемое терпение к подобной подаче доказательств.
Лего поинтересовалась у Форсайта, есть ли у того возражения к такому плану.
– Ваша честь, обвинению надоело следить за полетом фантазии адвоката защиты, но мы готовы еще разок им насладиться. Уверен, это будет очередной провал, и, уж простите, мне очень хотелось бы на него взглянуть.
Судья спросила, намерен ли Форсайт провести перекрестный допрос Марко, пока тот еще на свидетельской трибуне. В дополнение к той возможности, которую он получил бы после того, как я снова вызову агента УБН на свидетельскую трибуну после полудня.
Особо не раздумывая, Форсайт предпочел подождать и провести один перекрестный допрос, не прерываясь. И на всякий случай оставил за собой право вызвать Марко снова на свидетельскую трибуну, даже если мне он больше не понадобится.
Судья отпустила Марко со свидетельской трибуны, но приказала вернуться в зал суда к часу дня. А мне велела вызывать следующего свидетеля.
– Защита вызывает Ли Лэнкфорда.
Развернувшись, я посмотрел на Лэнкфорда, который стал неторопливо подниматься со своего места.
– Ваша честь, нам понадобится пульт для демонстрации видеозаписи.
Я специально запросил пульт до того, как Марко с адвокатом вышли из зала суда. Хотел, чтобы они поломали голову над тем, какую запись я собираюсь поставить.
42
Твердым шагом, хотя и медленно, Лэнкфорд направился давать показания, вперив взгляд в стену за свидетельской трибуной. Я внимательно за ним наблюдал. Казалось, внутри он пытается найти баланс, а снаружи действует на автопилоте. На мой взгляд, это был хороший знак: до него дошло, что спасти его могу только я.
Для Лэнкфорда, как для назначенного на дело следователя окружного прокурора, сделали стандартное исключение: ему позволили оставаться в зале суда. Начиная с выбора присяжных, для обвинения он был как свой, так как каждый день сидел позади Форсайта. Но до того момента, как я заставил Лэнкфорда встать для опознания во время дачи показаний Хенсли, его не представляли. Поэтому мы подробно прошлись по тому, кто он такой и чем занимается, включая прошлую работу в качестве детектива по убийствам в полиции Глендейла, хотя эту информацию еще раньше обнародовал Марко. А потом я приступил к вопросам первостепенной важности для линии защиты.
– Давайте поговорим о нашем конкретном деле. Вас направили работать на сторону обвинения, или вы сами попросились?
Лэнкфорд сидел, потупив взгляд, будто и не слышал вопроса. Молчание затянулось, и я понял, сейчас судья вот-вот его подтолкнет, как вдруг он заговорил:
– Обычно дела об убийствах мы берем по очереди…
Пока я формулировал дополнительный вопрос, Лэнкфорд продолжил:
– Но в данном случае я лично попросил о назначении.
Я выждал, ожидая, что Лэнкфорд добавит что-то еще, но он молчал. Тем не менее я истолковал его полный ответ как признак того, что мы пришли к молчаливому согласию.
– Попросили? Почему?
– Меня уже как-то направляли на дело об убийстве, обвинителем в котором был Билл Форсайт, и мы неплохо сработались. Во всяком случае, я указал эту причину.
Выдавливая из себя последнее предложение, Лэнкфорд смотрел прямо на меня. И мне показалось, что не просто так. Его взгляд почти умолял.
– То есть когда вы попросили о назначении на это дело, вами двигал скрытый мотив?
– Да, именно так.
Я практически почувствовал, как подтянулся за соседним с кафедрой столом Форсайт.
– И что это был за мотив?
– Я хотел быть участником, чтобы все контролировать изнутри.
– Зачем?
– Ко мне обратились с просьбой.
– Вы имеете в виду ваше начальство?
– Нет, я не имею в виду начальство.
– Тогда кто к вам обратился?
– Джеймс Марко.
Никогда еще – а я провел в судах тысячи часов – у меня не было настолько ясной ситуации. Как только Лэнкфорд назвал имя Марко, я понял, что мой клиент, если ему суждено выжить после нанесенных травм, выйдет на волю.
