– Ну, вы, парни, не очень! – сказал Скон, выходя.– Полегоньку.
– Не! – засмеялся юнец со щербатым ртом.– Мы – не очень!
– Как заведено! – подхватил другой, толкая вагара в спину.
– Погоняем маленько!
– Тряхнем по разику!
– Не, мы не очень! – самый высокий схватил Биорка-Тумеса за руку и потащил за собой.– Не бойся, чай, не до смерти!
Вагар стряхнул потную руку и легонько толкнул юнца в грудь. Легонько – для воина. Ошарашенный юнец отлетел к противоположной стене и сел на пол, жадно глотая воздух. Вагар шагнул к одной из опорных стоек и приемом «косая клешня» вырвал из нее изрядный кусок дерева. Уронил щепу на пол. Затем подошел к лежанке, скинул обувь, лег и закрыл глаза. Никто из подростков не посмел проронить и звука. Тихо, один за другим, они выскользнули из комнаты и снаружи раздались их высокие резкие голоса. Потом звуки смешались, и Биорк уснул.
* * *
– Дай мне свои губы, Черенок! Свершилось!
– Ты торжествуешь, сирхар? Он – сделал?
– Да, Черенок, он сделал это, Черенок, он преступил запрет, и теперь он – мой!
– Теперь ты убьешь его, сирхар?
– Да, теперь я убью его.
* * *
Звук гонга.
– Входи,– сказала Этайа, прикрыв лицо вуалью.
Дверь отворилась. Молоденькая девушка нерешительно шагнула на покрывающую маты шелковую ткань. Ткань была расписана под лесной луг. Желтые и белые цветы в голубой траве. Художник изобразил даже пару серебряных ящерок-медовниц
[11]
, пьющих нектар. Девушка потерла друг о друга маленькие босые ступни, очищая их от уличной пыли. Серебряные браслеты на щиколотках тихо зазвенели. Чуткий твердый пальчик с перламутровым ногтем потрогал шелковый цветок…
– Госпожа! – Голос у девушки был глубокий, полный обертонов.– Можно мне говорить с тобой?
– Войди и сядь,– предложила Этайа.
– Благодарю!
Двигаясь плавно, чуть покачивая бедрами, девушка пересекла гостиную и осторожно присела на край стула, плотно соединив круглые загорелые колени, но расставив узкие ступни на шаг одну от другой. У нее было типичное конгайское личико, нежное, приятное, с мелкими правильными чертами. Умело подведенные большие карие глаза казались влажными. Тяжелый узел волос оттягивал затылок. Ожерелье из крупных красных гранатов спускалось с длинной сильной шеи до линии ключиц. Голубая безрукавка была расстегнута на груди.
По ножным браслетам и нарисованному на лбу знаку нетрудно было догадаться, что гостья – танцовщица.
– Хочешь пить? – спросила светлорожденная, кивнув на кувшин с соком.
– Если госпожа позволит – чашку вина! – Лицо девушки было спокойно, но пальцы рук, лежащих на коленях, безостановочно двигались.
Этайа потянула шнурок под светильником. Появился служка. При виде девушки на лице его выразилось слабое удивление.
– Светлейшая?
– Чашку светлого вина! – велела Этайа и, обращаясь к гостье: – Слушаю тебя, девушка!
Конгайка облизнула карминно-красные губы. Запах юного тела, смешанный с ароматом благовоний, коснулся ноздрей светлорожденной, и Этайа подумала, что танцовщица наверняка не испытывает недостатка в мужском внимании.
– Мальчик,– сказала девушка,– его зовут Соан, говорил с большим воином. Большой воин сказал ему: он будет искать Санти… Сантана…
– А не сказал ли он также, что большой воин велел ему держать язык за зубами? – спросила Этайа.
– Он не виноват, госпожа! – Девушка еще раз облизнула губы розовым язычком.– Ему трудно скрыть от меня то, что для меня важно. Он еще молод.
– А ты – нет?
Девушка улыбнулась, но эта улыбка не украсила ее. Было в этой улыбке что-то непристойное.
– Я – не он,– сказала гостья.– Прошел слух, что ночью у дома Тилода, отца Санти, что-то произошло. Скажите мне,– мольба слышалась в ее голосе,– вы ищете Санти? Да, госпожа? Позвольте мне помочь вам! Я…– Девушка осеклась, потому что в комнату вошел слуга, принесший вино. Выхватив у него чашку, она залпом осушила ее и вытерла рот тыльной стороной ладони. На руке остался влажный след.
Слуга взял чашку и вопросительно посмотрел на Этайю. Женщина отпустила его взмахом руки.
– Я не верю тебе, девушка,– сказала она.
На глазах у ее гостьи выступили слезы.
– Но почему?
– А даже если бы и верила – не думаю, что это дело – твое.
Слезы на глазах девушки мгновенно высохли.
– Это мое дело! – заявила она гневно.– Мое, а не твое! – Молодая конгайка вскочила на ноги. Глаза разгорелись. Круглые груди подпрыгивали в такт быстрым взмахам руки.– Он любит меня!
– Сядь! – повелительно произнесла Этайа.
И сила, которая была в голосе светлорожденной, заставила ярость молодой конгайки угаснуть. Обмякнув, она безвольно опустилась на стул.
– Оставь свою магию для мужчин,– сказала Этайа.– Мне оскорбителен твой крик. Ты поняла?
Девушка кивнула. Потухший взгляд ее блуждал по стенам комнаты. Этайа взяла кувшин с соком и плеснула гостье в лицо. От неожиданности девушка вскрикнула, вскочила. Густой сок, холодный, желто-зеленый, тек по ее груди и животу, по складкам красной повязки, туго охватившей бедра, по стройным ногам. Он лужицей скапливался у ее ноги, на голубом паутинном шелке, не пропускающем влагу.
– Полегчало? – спросила Этайа.
– Да, госпожа.
– Я скажу тебе. Да, мы ищем Санти. Я знаю, что он, может быть, еще жив. Если так, мы найдем его. (Лицо девушки посветлело.) Но не для тебя. (Ровные белые зубки впились в губу.) Согласна ли ты и теперь помогать нам?
Девушка кивнула, не поднимая глаз.
– Молодец! – похвалила Этайа. И отстегнула вуаль.
Щелчок застежки заставил гостью поднять взгляд.
– Боги! – прошептала она.– Как ты прекрасна!
Этайа ласково улыбнулась:
– У меня есть то, чего нет у тебя, но ведь и у тебя есть то, чего у меня нет, девочка.
– Это слишком сложно для меня,– тихо сказала конгайка.
– Ты – танцовщица… И не только танцовщица, верно?
– Да, госпожа.
Девушка смутилась.
