– И ты говоришь?
– Светлейший! – улыбнулся Шинон.– Ты не побежишь на меня доносить. А слуги меня не предадут: знают, что, оберегай их тогда хоть сам Наместник, все равно их кожу натянут на седла моих пардов. И, наконец, третья причина – я люблю делать то, что опасно. Быть может, только я один во всем Конге знаю, почему ты идешь в Урнгур. Я понимаю тебя, как брата, светлейший, да не сочти это оскорбительным для себя!
– Так что же соххогои, достойный Шинон?
– Соххогои? Чиновника ты купишь, солдата убьешь. С соххогоем не пройдет ни то, ни другое.
– Я встречал неподкупных,– заметил Эрд.– Бессмертных не встречал.
Начальник Гавани позволил себе засмеяться:
– Да, они не бессмертны. И каждый замок не более неприступен, чем мои форты. Причина в том, что для слуг Владетель выше Великого Ангана. А слуг они покупают лучших в Конге. Ты намерен плыть вверх по реке?
Эрд насторожился: никому, кроме Наместника, он не говорил об этом.
– Отчего ты так решил? – спросил он.
– Самый простой путь.
– Да, я собирался, но переменил решение.
– И что же?
– Куплю пардов, по паре на всадника. Поедем верхом. Это быстрей.
– Пожалуй, ты прав. Только скажи, к чему запасные парды? Мы, конечно, не Империя, но подстав на дорогах довольно. Ты мог бы и карету нанять.
– Зачем? Светлорожденная держится в седле не хуже начальника конной сотни, мы – воины. Ты говорил о соххогоях.
– Поплывешь ли ты по Фуа или поедешь по дороге – их владений тебе не избежать. Если на подорожной будет оттиснута моя личная печать – городская стража тебя выпустит. Но для соххогоя такая подорожная не значимей банановой шкурки. А если тебя схватят и увезут во Владение – лучше бы тебе умереть от жажды посреди пресного озера.
– Не понял тебя, светлейший!
– Ой-май! У достойнейшего Наместника есть палач. Зовут его Ихм (он не конгай, а настоящий омбамту). У достойного Дага тоже есть палач. И у меня есть мастер тайных бесед, я тоже привез его из-за моря, и он стоит того. Но все трое потрошителей – сущие дети в сравнении с десятилетним соххогоем.
– Да, я об этом слышал,– задумчиво произнес Эрд.– И сколько в этом правды?
– Пусть твои знания о них и впредь питаются только слухами!
– Но если пропуска для них не имеют силы,– сказал светлорожденный,– то стоит ли вообще беспокоиться о подорожной?
– О нет! – возразил Шинон.– Я сказал «наши пропуска». Открытая подорожная Конга – дело другое. На ней – печать Великого Ангана.
– И что же?
– Для соххогоя любой из нас – хоб, ничтожный. Но не Великий Анган, ибо Великий Анган – тоже соххогой. Хотя, если ты спросишь, правит ли он страной, я тебе отвечу: это тайна. Для тебя, впрочем, важно лишь то, что, имея печать Великого Ангана, ты – «собственность» Великого Ангана и табу для любого соххогоя.
– Ты полагаешь, высший светлорожденный Империи ниже конгского людоеда? – процедил Эрд.
– Нет, я так не полагаю,– отозвался Шинон с добродушной усмешкой.– Но какая разница для тебя, что полагаю я?, если ты? будешь сидеть в замковой тюрьме? Не забывай, ты идешь один, а не во главе своей армии. Впрочем, приди ты с армией, и я бы говорил с тобой мечом. Чту твою честь, светлейший, но без подорожной путь твой будет непрост.
– Понимаю. Ты хочешь мне что-то предложить?
– Иначе не затевал бы этот разговор. Знай, должность, которую я занимаю, можно получить только из рук Великого Ангана. Лично.
– Хочешь сказать, что у тебя есть заслуги перед вашим правителем?
– Не перед ним самим, но перед лицом, очень значительным, одним из трех Исполняющих Волю. И я готов дать тебе эскорт из двух десятков всадников и гонца с письмом. Значок гонца защитит вас от внимания соххогоев. А если ты сумеешь убедить моего покровителя, что ты не враг Конга, он сделает тебе подорожную.
– А я сумею его убедить?
– Убедил же ты меня. А Исполняющий Волю не всегда был одним из трех правителей. Когда-то он был капитаном флагманского корабля, где я служил младшим кормчим. И он доверяет мне. Выехав из Фаранга на рассвете, гонец может еще до заката прибыть в резиденцию Великого Ангана, если не станет жалеть себя и пардов. Завтра утром ты отправишься, а через два дня, в случае успеха, вернешься с подорожной для себя и своих спутников. Особый гонец Великого Ангана и эскорт неприкосновенны. Кстати, этой же дорогой ты отправишься потом к границам Урнгура. Жду твоего решения, светлорожденный!
– Я еду.
– Не сомневался. Окажешь ли ты мне честь переночевать в моем доме? Ужин, скадда и умелую девушку, чтоб скрасить тебе ночь, я обещаю. Или ты предпочтешь юношу?
– Благодарю, достойный Шинон. Я предпочту девушку.
– Превосходно! Слуги покажут тебе покои. Там есть кисти и бумага: вероятно, ты захочешь предупредить спутников? Бегуна даст домоправитель, его имя – Морон, если ты пожелаешь звать его по имени. А сейчас я должен покинуть тебя, светлейший, прости! Меня ждут в Гавани.
* * *
– Он потерял чутье, Этайа! – воскликнул Нил, прочитав письмо.
– Ему грозит опасность?
– Уверен. Не следовало оставлять его одного: он стал слишком доверчив.
Нил нахмурился.
– Не веришь Шинону? – спросила светлорожденная.– Не потому ли, что в его доме ты едва не нарушил обет?
Великан покачал головой.
– Я верю девушке, что была подругой этого юноши-поэта,– сказал воин.– Она обманет, но не предаст. Вообще это было очень неглупо: привлечь ее к поискам. Эти… хм… подруги мужчин – отличные шпионы. Надеюсь, она не угодит в неприятности?
– Если она попадет в беду, вы с Биорком ее выручите,– спокойно сказала Этайа.– Так почему ты не веришь Шинону?
– Я не верю ни одной твари в этой стране, что носит значок Спящего Дракона. Голова этой ящерицы пропитана ядом!
– Может быть,– согласилась светлорожденная. И добавила медленно, взвешивая каждое слово: – Я вижу опасность для Эрда. Явную опасность. Но ты ведь помнишь, почему он с нами?
– Да,– мрачно произнес воин.– Оракул назвал это жертвой. Но я не думал, что так скоро…
Этайа молча смотрела ему в глаза… И Нил сдался.
– Будь по-твоему, Тай! – буркнул он.– Но мне это не нравится.
– Мне тоже,– светлорожденная не сводила с него переливчатых глаз,– ты ведь не забыл, кто я, Нил Биоркит?
Маска каменного идола, изувеченное лицо великана, сморщилось, словно пошло трещинами.
– Тебе самому надо быть осторожнее, Нил! – Этайа положила маленькую руку на веслоподобную кисть гиганта.
С нежностью, которую трудно ожидать от человека подобной наружности, Нил коснулся ее щеки.
