4. Психология отцовства
Какая сладость в мысли: я отец!
И в той же мысли сколько муки тайной…
М. Ю. Лермонтов
Общественные науки, прежде всего социология и демография, помогают нам понять условия задачи, с которой сталкиваются современные отцы. Без учета макросоциальных условий любые социально-педагогические реформы не более чем приятная маниловщина. Люди, воспитанные в патриархальном духе и убежденные в том, что формирование личности осуществляется в основном и даже исключительно в первые два, три или пять лет жизни, обычно не сомневаются во всемогуществе родителей, приписывая все трудности и недостатки воспитания их некомпетентности или небрежности. «Дайте мне других матерей, и я дам вам другой мир», – писал святой Августин, и под этим суждением охотно подписались бы и Фрейд, и многие классики педагогики. Реже, но нечто похожее говорят и об отцах.
На самом деле все гораздо сложнее. Родительские практики и отношение к детям органически связаны с общими ориентациями культуры и собственным прошлым опытом родителей. Ни то ни другое нельзя изменить по мановению волшебной палочки. Кроме того, при всей их значимости, родители никогда не были и не будут единственными и всемогущими вершителями судеб своих детей. Даже оценить реальную степень родительского вклада без учета множества других, на первый взгляд посторонних, факторов невозможно.
Откуда вы это знаете? Методологический экскурс
Когда в начале 1980-х годов я заинтересовался теоретическими проблемами отцовства, было уже ясно, что для оценки потенциального и реального родительского влияния нужно учитывать множество автономных факторов, включая возраст ребенка, его пол, наличие других агентов социализации как внутри семьи, так и вне ее, специфические особенности межпоколенной трансмиссии культуры в данном обществе в данный исторический период, амбивалентность родительских чувств и их социально-психологических последствий, многочисленные компенсаторные механизмы самой социализации, уравновешивающие или сводящие на нет наши воспитательные усилия, и т. д.
Психологические и социологические исследования 1960—1970-х годов, которые убедительно, как тогда представлялось, показали значение отца как воспитателя, на самом деле описывали эффект не столько отцовства, сколько безотцовщины. Сравнивая детей, выросших с отцами и без оных, исследователи обнаружили, что этот «невидимый», «некомпетентный» и часто невнимательный родитель на самом деле очень важен, во всяком случае, его отсутствие весьма отрицательно сказывается на детях. Дети, выросшие без отцов, часто имели пониженный уровень притязаний. У них, особенно у мальчиков, выше уровень тревожности и чаще встречаются невротические симптомы. Мальчики из неполных семей труднее налаживают контакты со сверстниками. Отсутствие отца отрицательно сказывается на учебной успеваемости и самоуважении детей, опять же особенно мальчиков. Таким мальчикам труднее дается усвоение мужских ролей и соответствующего стиля поведения, поэтому они чаще других гипертрофируют свою маскулинность, проявляя агрессивность, грубость, драчливость и т. д. Наличие статистической связи между отсутствием или слабостью отцовского начала и гипермаскулинным или агрессивным поведением (насилие, убийства и т. п.) демонстрировали и кросскультурные исследования.
Но как ни серьезны подобные данные, они всего лишь косвенные свидетельства. У неполных семей помимо отсутствия отца имеются и другие проблемы: материальные трудности, суженный круг внутрисемейного общения, от которого немало зависят воспитательные возможности. Женщина-мать, лишенная мужской поддержки, часто психологически травмирована, что отражается и на ее отношении к детям. Имитируя отцовскую строгость и требуя от детей дисциплины, некоторые одинокие матери больше заботятся о формальном послушании, успеваемости, вежливости и т. п., нежели об эмоциональном благополучии ребенка. Другие, напротив, прямо признают свое бессилие. Третьи чрезмерно опекают детей, особенно единственных, пытаясь оградить их от всех действительных и воображаемых опасностей. Хотя такое невротическое чувство кажется бескорыстным и даже жертвенным, оно крайне эгоистично и отрицательно сказывается на ребенке. Чрезмерно опекаемый, заласканный ребенок сплошь и рядом вырастает пассивным, физически и морально слабым или же начинает бунтовать. Сильная зависимость от матери часто сочетается с чувством скрытой враждебности к ней. Иногда дети идеализируют отсутствующего отца и т. д. и т. п.
Пока эмпирических исследований было мало и они были технически несовершенны, легко было создавать глобальные теории, которые из одних и тех же фактов делали прямо противоположные выводы. С точки зрения классического психоанализа, ослабление отцовской власти в семье – величайшая социальная катастрофа, потому что вместе с отцовством оказались подорванными все внешние и внутренние структуры власти, дисциплина, самообладание и стремление к совершенству, «общество без отцов» означает демаскулинизацию мужчин, социальную анархию, пассивную вседозволенность и т. п. С феминистской точки зрения, напротив, это означает утверждение социального равенства полов, ослабление агрессивных импульсов и шаг в сторону общей гуманизации межличностных отношений. Глобальные философские теории, плодотворные для первоначальной, заостренной постановки вопросов и благодаря этому притягательные для широкой публики, как правило, из-за своей односторонности слишком многое оставляют вне поля зрения. Если рассуждать социологически, думать надо не о том, что мы потеряли и кто в этом виноват, а о том, что мы имеем и что с этим делать дальше.
В последние 10–15 лет мировая психология развития сделала огромный шаг вперед. Группа самых авторитетных представителей разных направлений психологии развития (Эндрю Коллинз, Элинор Маккоби, Лоренс Стайнберг, Мэвис Хизерингтон и Марк Борнстайн) в обзорной статье современных исследований родительства пишет, что современному уровню изучения родительства не отвечают уже не только литература начала 1980-х, но даже теории и парадигмы десятилетней давности. Прежние исследователи социализации переоценивали выводы корреляционных исследований, излишне полагались на детерминистские взгляды о родительском влиянии, не замечая потенциальных сложных эффектов наследственности (Collins et al., 2001).
Современная наука знает, как избежать этих ошибок, но ее выводы слишком сложны для элементарных учебников и популяризаций, по которым люди учатся и которые зачастую пропагандируют заведомо устаревшие и упрощенные взгляды. Это полностью касается и психологии отцовства.
Прогресс социологии и психологии отцовства на Западе обусловлен не только тем, что общество осознало актуальность связанных с отцовством проблем, а ученые, перейдя от бесплодного плача по «миру, который мы потеряли», к изучению реального мира, в котором мы живем, сумели по-новому его концептуализировать, но и потому, что в их распоряжении оказались бесценные базы данных, позволяющие судить о долгосрочных тенденциях развития на национальном и даже международном уровне. Например, у американских исследователей отцовства имеются такие важные источники, как серия Национальных лонгитюдных опросов – National Longitudinal Surveys (NLS), включая National Longitudinal Survey of Youth 1979 (NLSY79) – национально-репрезентативная выборка из 12 686 молодых мужчин и женщин, которым в момент первого опроса в 1979 г. было от 14 до 22 лет; National Longitudinal Survey of Youth 1997 (NLSY97) – около 9 000 юношей и девушек, которым в момент первого опроса 31 декабря 1996 г. было от 12 до 16 лет; National Survey of Families and Households (NSFH) – 13 017 респондентов; Fragile Families and Child Wellbeing Study – 5 000 детей из «хрупких семей», рожденных в больших городах США между 1998 и 2000 гг.; Early Childhood Longitudinal Study (ECLS); National Longitudinal Study of Adolescent Health (Add Health); Panel Study of Income Dynamics (PSID) – лонгитюдное исследование, начатое в 1968 г. и охватывающее свыше 7 000 семей и 65 000 индивидов, и его дополнение, специально посвященное развитию ребенка, – Child Development Supplement (CDS). По мере их обработки все эти данные публикуются в Интернете. Плюс огромное количество государственных и негосударственных докладов и отчетов. Не удивительно, что ученые стали недоверчиво относиться к любым обобщениям, основанным на плохих выборках и самодельных методиках, теоретические предпосылки коих никто всерьез не проверял.
