Вот несколько взятых буквально наугад примеров.
В школьном автобусе, в присутствии трех тренеров и водителя, которые никак не реагировали на происходящее, группа старших спортсменов в течение полутора часов издевалась над младшими членами команды, предоставив им на выбор: сосать ноги или соски или трогать пенисы старших мальчиков.
В 1999–2000 гг. команда хоккеистов Вермонтского университета заставила группу первокурсников публично прогуляться голышом, держа друг друга за половые органы (это называлось «слоновья прогулка»).
В средней школе в Лонг-Айленде двое старших футболистов спустили штаны с трех младших игроков и десять раз «содомизировали» их, засовывая им в задний проход смазанную жгучим гелем палку.
Шестнадцатилетнего школьника, которому отказали в приеме в спортивный клуб, заставили пить виски, дразнили, раздели, заставили прыгать голышом, мочились на него, а когда он согласился драться с уже имевшим криминальное прошлое 17-летним одноклассником, тот забил его до смерти.
В самой дорогой частной мужской школе Сиднея перед судом предстали четверо 15-16-летних старшеклассников, которые на глазах у остальных ребят систематически насиловали двоих мальчиков четырнадцати и пятнадцати лет. Их привязывали к кровати и насиловали с помощью деревянных дилдо, ручки от кастрюли и т. п. (одну такую палку называли «анакондой»). Школа всячески пыталась дело замять, представив его обычным хулиганством. Жертвы боялись жаловаться, чтобы одноклассники не считали их доносчиками. Один мальчик сказал про своих мучителей: «Они были царями моей социальной группы, я хотел ладить с ними». Кодекс молчания поддерживали и многие родители (Poynting, Donaldson, 2005).
За частным случаем обнаруживаются глубинные противоречия социализации мальчиков. Если мужественность – это «крутизна», то насилие – естественное средство ее формирования, а школа – институт воспитания силы и выносливости: «Ты терпишь – значит, ты мужчина». В закрытых мужских школах так было всегда. Из опубликованных писем принца Уэльского Чарльза видно, что он чувствовал себя в школе, «как в тюрьме», но отец уговаривал его все сносить, и принц ретроспективно считает, что это в самом деле было ему «полезно», воспитало в нем «самодисциплину и чувство ответственности». Когда мальчики из закрытых школ позже становятся элитой престижных университетов, их связывает не только общее происхождение, но и групповая порука.
Точно такие же скандалы периодически происходят в российских военно-учебных заведениях и школах-интернатах, например в Петербургском нахимовском училище и Московском казачьем кадетском корпусе. И их точно так же категорически отрицают: «Сговорились и насочиняли небылиц. Того, чего написали в газетах и говорили по телевидению, у нас быть не может. Мы же – нахимовцы!»
Точной статистики хейзинга не существует. При опросе в 1999 г. большой группы американских атлетов 80 % из них признались, что подвергались каким-то формам хейзинга в колледже, а 42 % – в средней школе. Больше всего хейзинг распространен среди футболистов, борцов и пловцов.
Поскольку хейзинг связан с принятыми в данной группе или сообществе нормами, установить, имело ли место прямое, в том числе сексуальное, физическое насилие или просто грубая силовая возня, очень трудно. Критериями оценки служат степень добровольности, физические последствия и наличие жалобы. Не только школы и спортивные общества, но и сами жертвы и их родители стараются не разглашать позорную информацию.
Американский профессор Хэнк Нюэр составляет список всех официально зарегистрированных случаев хейзинга начиная с XVII века (#mailto: hnuwer@hanknuwer.com). В 2000 г. международной статистикой были зафиксированы 861 случай хейзинга в итальянской армии, 15 смертей от дедовщины в российской армии и 46 ассоциирующихся с хейзингом инцидентов в студенческих «братствах» в колледжах США. Разумеется, эти случаи качественно несопоставимы, цифры отражают не столько реальное положение вещей, сколько качество социальной статистики и степень нетерпимости общества к подобным фактам.
Школьный, спортивный и университетский хейзинг часто выглядит и изображается игровым поведением, подлинные, а чаще выдуманные рассказы о нем занимают видное место в гомоэротическом фольклоре. Гораздо серьезнее обстоит дело в так называемых «тотальных учреждениях», к которым школы-интернаты можно отнести лишь с некоторой натяжкой.
Автор этого термина американский социолог Эрвинг Гофман определяет «тотальное учреждение» как «место проживания и работы, где большое число находящихся в одинаковом положении и оторванных на относительно долгое время от внешнего мира индивидов совместно ведут замкнутую жизнь, подчиненную жестким административным правилам» (Goffman, 1961. P. XIII). Идеальные примеры таких институтов – тюрьма и психиатрическая больница, а также, при некоторых условиях, армия. Изолированные от внешнего мира обитатели тотальных учреждений полностью зависят, с одной стороны, от администрации, а с другой – от собственной групповой иерархии и нормативной культуры.
В тотальном учреждении, или «маленьком обществе», как его называет социолог Антон Олейник (Oleynik, 2004), разные сферы повседневной жизни не дифференцированы одна от другой, ролевые отношения персонифицированы, насилие контролируется слабо, правила поведения двойственны, а власть навязана свыше. Побочным продуктом всего этого и является, по мнению Олейника, дедовщина, позволяющая направить спонтанно возникающее в повседневной жизни насилие на определенных жертв и тем самым разрядить и локализовать его.
Этот термин родился в Советской Армии для обозначения неуставных отношений между военнослужащими, основанных на неформальной иерархии солдат и сержантов срочной службы, в зависимости от пройденного ими срока службы (Банников, 2002). Наивысшим статусом обладают «деды», или «дембеля» – солдаты, служащие последние полгода. От слова «дед» и происходит название явления. Ниже по статусу стоят те, кто прослужил более полугода, но еще не дослужился до «деда», а внизу иерархии находятся новобранцы, прослужившие менее полугода. В мягких формах дедовщина не связана ни с угрозой жизни и здоровью, ни с серьезным унижением достоинства: новобранцы «просто» выполняют хозяйственные работы за старослужащих и, время от времени, их бытовые поручения. В других случаях новобранцев вынуждают полностью обслуживать «дедов», выполняя в том числе заведомо унизительную работу (например, стирку белья), отбирают у них деньги, вещи и продукты питания. В предельных случаях дедовщина доходит до группового садизма, когда молодых солдат подвергают систематическим издевательствам и пыткам, жестоко избивают, нередко нанося тяжкие телесные повреждения, доводят до самоубийства и просто убивают.
– Возьми лом и подмети плац!
– Зачем лом, метлой же лучше мести!
– Мне не надо, чтобы ты подмел, надо, чтобы ты помучился.
(Из солдатского фольклора)
Хотя российская «дедовщина» подходит под формальное определение хейзинга, у нее есть свои макросоциальные особенности:
1. Служба в армии рассматривается как необходимая предпосылка превращения мальчика в мужчину, включая «воспитание чувств». Эта нормативная установка пронизывает практически все общественное, и тем более солдатское, сознание (Лурье, 2001).
