Книга Бить или не бить?, страница 68. Автор книги Игорь Кон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Бить или не бить?»

Cтраница 68

Тем не менее советская педагогика считала телесные наказания детей, независимо от их пола и возраста, неприемлемыми и недопустимыми. Во всех типах учебных заведений они были категорически запрещены. Даже в военные годы, когда проблемы школьной дисциплины, особенно в мужских школах, стали чрезвычайно острыми, в Инструкции о применении поощрений и наказаний в школах, разработанной Управлением начальных и средних школ на основе приказа Народного Комиссариата Просвещения РСФСР № 205 от 21 марта 1944 года «Об укреплении дисциплины в школе», этот принцип сформулирован однозначно:

«13. Наказание, являясь педагогическим средством, должно пробудить и обострить у ученика чувство чести и чувство долга, вызвать чувство стыда за совершенный проступок.

14. Недопустимы наказания, оскорбляющие достоинство ученика. Какого бы строгого наказания ни заслужил ученик, недопустимы издевательства и насмешки над ним со стороны наказующих.

Недопустимы телесные наказания и наказания в виде лишения пищи как несовместимые с общественным строем советского государства и с общим духом советской школы».

Это вовсе не значит, что советское воспитание было добрым. В стране, где пытки и избиения регулярно в массовом порядке применялись к миллионам подследственных и узников ГУЛАГа, без различия их пола и возраста (позже это назовут «строжайше запрещенными методами ведения следствия»), дети не могли рассчитывать на снисходительность.

Отбиваясь от нападок со стороны внука Сталина, в 2010 г. журналисты «Эха Москвы» нашли и опубликовали Постановление ЦИК и СНК Союза ССР от 7 апреля 1935 г. (подписанное Калининым, Молотовым и Акуловым) и подписанный Сталиным протокол заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 26 апреля 1935 г. с вопросом «О мерах борьбы с преступностью среди несовершеннолетних». В первом пункте этого постановления говорится, что «несовершеннолетних, начиная с 12-летнего возраста, уличенных в совершении краж, в причинении насилия <…> привлекать к уголовному суду с применением всех мер уголовного наказания», к числу которых относится и высшая мера – расстрел. Другой пункт отменяет статьи УК, «по которым расстрел к лицам, не достигшим 18-летнего возраста, не применяется».

Что уж говорить об избиениях и пытках в тюрьмах и лагерях?

Но меня интересует не пенитенциарная система, а обычный, нормальный учебный процесс. Полномасштабной «ритуальной» порки в советской школе не было, зато подзатыльники, щипки и шлепки раздавались учителями и воспитателями довольно часто (особенно грешили по этой части военруки и физруки).

Вспоминает ученица сельской школы Шадринского района (начало 1990-х годов):

«В начальных классах меня учила строгая женщина. Иногда она применяла физическую силу (могла использовать подручные средства – линейку, перстень на руке). Однажды прилетело и мне» (Борисов, 2008. Т. 1).

Многое зависело от особенностей учебного заведения, социального происхождения учащегося и от того, готовы ли были родители его защищать. Тяжелее всего было в детских домах, интернатах и спецшколах.

В обычных детских учреждениях это было не принято. Ни в моем дошкольном и школьном детстве, ни позже, когда я оказывался в детских учреждениях в качестве гостя, случаев рукоприкладства со стороны взрослых я не видел и жалоб такого рода не слышал. В конце 1970-х годов в отличном пионерском лагере под Ленинградом я однажды видел, как молодой вожатый, студент педвуза, запросто раздавал легкие оплеухи подопечным башибузукам-шестиклассникам, которые его обожали. Но это не было ни рукоприкладством, ни «телесным наказанием», ни даже проявлением раздражения, а было всего лишь частью групповой игры, вожатый был «своим парнем». «Настоящему» взрослому, застегнутому на все пуговицы, эти мальчишки ничего подобного не позволили бы. Чтобы правильно оценить такие «неканонические» действия, нужно обладать чувством юмора и знать специфические правила общения данного конкретного сообщества.

Впрочем, у меня есть и неприятное воспоминание. В 1965 г. я гостил во всероссийском пионерском лагере «Орленок» во время комсомольской смены. Это был замечательный лагерь, которым руководили прекрасные взрослые, там было реальное самоуправление, ни о каком рукоприкладстве к детям даже речи быть не могло. И вдруг в момент торжественного закрытия смены случилось страшное. Трое мальчишек в туалете жестоко избили комиссара своего отряда. Вся дружина испытала шок, увидев его окровавленное лицо. Вероятно, мальчишки в «Орленке», как и везде, иногда дрались. Но трое на одного, причем каждый из них в отдельности был сильнее жертвы, да еще перед началом торжественной линейки, – это было неслыханно. Дружина – 500 человек – пришла в ярость и требовала сурово наказать виновников. Но оказалось, что наказать их нечем. Выгнать из лагеря? Завтра все равно начинался разъезд. Исключить из комсомола? Выяснилось, что двое из троих в нем даже не состояли, хотя официально это была смена комсомольского актива. Написать родителям и в школу? Ребята требовали немедленной реакции, а письма могли потеряться.

Опасаясь самосуда, руководство лагеря поместило хулиганов в изолятор, приставив к ним охрану из самых сильных старшеклассников. Но как унять ярость масс? Кто-то из активистов предложил, учитывая постыдно детское поведение виновников, подвергнуть их такому же постыдному наказанию – публичной порке. Разумеется, официально одобрить эту меру взрослые не могли, но, уступая давлению масс, самоустранились. В отсутствие взрослых общий сбор дружины единогласно постановил исключить этих мальчишек из числа орлят, после чего дать каждому по десять ударов ремнем. Преступники не возражали. С них сняли пионерские галстуки, отвели в какой-то закуток и в отсутствие девочек выпороли широким брючным ремнем. Никто из взрослых на этой экзекуции не присутствовал, я тоже ушел на пляж.

Но самое страшное началось потом. Когда выпоротых мальчишек вывели на парапет, их обступили разъяренные девочки, желавшие лично их ударить, раздались крики, что нужно поливать их рубцы соленой морской водой и т. п. Услышав этот шум, я пришел в ужас. Никаких ран и рубцов у мальчишек, разумеется, не было, да и шли они не голышом, а в шортах, но было очевидно, что началась массовая истерия с явным сексуальным подтекстом, некоторым девчонкам хотелось безнаказанно побить полуголых мальчишек. Стоило подняться наверх и крикнуть: «Ребята, что вы делаете?!» – как истерика прекратилась, всем стало стыдно.

А мне, как и другим взрослым, стало стыдно за себя: как можно было устраниться и пойти на поводу у толпы? Мальчик, который добровольно вызвался быть палачом, у всех взрослых, да и у многих ребят начал вызывать неприязнь, хотя ничего особенного он не сделал. С «преступниками», которые до самого отъезда оставались под надежной охраной, я вечером поговорил. Я боялся, что увижу озлобленных и униженных волчат. Ничего похожего. Ремень как таковой был им не в новинку, это было лучше, чем разборка в школе и дома. Ритуальная порка по приговору общего сбора ни унизительной, ни убедительной им не показалась, это было рядовое мероприятие. Зато индивидуальная ярость девчонок до них «дошла»: они увидели, что товарищи не просто говорят положенные слова, а в самом деле их ненавидят, и это им было неприятно.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация