Как Мормад и предполагал, в одиночестве он пробыл недолго. И получаса не прошло, как четверка местных, расположившихся в дальнем углу, дружно поднявшись, направилась к нему. Трое опустились на скамьи, четвертый, подтянув табурет, пристроился рядом.
– Здорово,– сказал он.
– И тебе того же.
Если парни надеялись на угощение, то напрасно.
Мормад спокойно пил пиво. Местные молча разглядывали нурташца. Пауза затягивалась.
Молчание нарушил один из местных, мясистый малый с вислыми черными усами. Грохнув кулачищем по столу, он потребовал пива. Широкий, тисненой кожи браслет на его запястье украшали растопыренные стальные шипы.
Пиво принесли с завидной быстротой.
Между тем Мормаду подали ужин, и он принялся за еду. Молчаливую компанию он как будто и не замечал. Но тех, похоже, это не смущало. Дождавшись, пока нурташец проглотил последний кусок, местный, сидевший на табурете, одним глотком выжрал остаток пива, рыгнул и поинтересовался:
– Сам откуда?
Мормад поднял на него глаза.
Длинные волосы, глаза навыкате, наглые и трусливые одновременно, как у бродячего кобеля.
– Карн-Апаласар,– коротко ответил Мормад и щелкнул пальцами, требуя еще пива.
– Хмм, издалека…– протянул длинноволосый.– А к нам что?
– Тесно стало,– сухо сказал Мормад и еще раз встретился взглядом с великондарцем.
– Чем промышлял? – помедлив, спросил тот, покосившись на свою кодлу.
– Всякое бывало,– уклончиво ответил Мормад.
Среди этой четверки вполне мог затесаться соглядатай городской стражи. Да и глупо кричать, что ты правая рука знаменитого разбойника, о котором, скорее всего, в столице и слыхом не слыхали.
– Деньги есть? – подал голос громила с шипастым браслетом.
– На пиво хватит.
– А на баб?
– А тебе что за дело? – холодно бросил нурташец.
– Да так… Может, поделишься?
Громила с подчеркнутым вниманием разглядывал золотую серьгу Мормада.
– Может, и поделюсь…– спокойно сказал нурташец.– Если захочу.
И без стука опустил на стол пивную кружку.
– Захочешь! – уверенно заявил громила.– А перстенек-то у тебя, дай глянуть!
И схватил Мормада за руку.
Тотчас свободная рука нурташца нырнула за пазуху, и короткий кинжал, пробив кожаный браслет на запястье бандита, с хрустом врубился в столешницу. Руки, впрочем, не задев.
– Ты что, спятил? – завопил громила, безуспешно пытаясь освободить руку.
– Поскромнее себя веди,– посоветовал Мормад.
Он выдернул кинжал и отправил обратно за пазуху. При этом от внимательного глаза не могло укрыться, что под просторной курткой у гостя надета еще одна, с нашитыми бронзовыми колечками.
– Ну, ты не прав, Биток,– ласково проговорил длинноволосый.– А ты, парень, заметь: ты чужой здесь все ж таки. Не надо так резко.
– Как умею.– Мормад шевельнул плечами.
Он уже обнаружил, что длинные волосы великондарца скрывают отсутствие ушей.
Биток удрученно разглядывал порезанный браслет.
– Я с тебя имею,– проворчал он.– Попортил вещь.
Мормад усмехнулся.
– На,– сказал он.– Купи новую цацку.
Мелкая серебряная монетка, звякнув, выпала на стол. Никто из столичных не успел отследить, откуда достал ее нурташец.
Биток протянул руку, но длинноволосый успел сцапать монету раньше. Двое их приятелей зашлись смехом: заухали, как гиены. Биток что-то обиженно буркнул, но протестовать не осмелился.
Мормад сообразил: безухий показал ему, кто заправляет в шайке.
– Сыграем? – предложил великондарец, извлекая из кармана стаканчик с тремя костями.
Нурташец взял стаканчик, высыпал кости на ладонь, покатал между пальцами.
– Играю своими,– сказал он и возвратил хозяину.
– Ушлый,– с одобрением признал длинноволосый.
Кости были с подвохом.
– Меня здесь Пронырой кличут,– сообщил великондарец.– Угадай, почему?
– Ушами не хлопаешь,– предположил Мормад.
Пара гиен снова заухала.
Длинноволосый не обиделся.
– А ты, корешок, не промах! – заявил он.– Я сразу усек.
– Я тебе не корешок,– холодно произнес Мормад.
Шрам у него на щеке налился кровью, а бледные губы сжались в тонкую полоску. Столичный заерзал на табурете.
– Как же тебя звать? – спросил Проныра.
Он предпочел смотреть не в глаза гостя, а на его руки.
– Мормад! – Нурташец поднялся так резко, что длинноволосый отшатнулся, а остальные, наоборот, качнулись вперед, ожидая драки.
Но гость не ударил, а прошелся тяжелым взглядом по каждому – и у каждого сразу же возникло желание отодвинуться на пару шагов.
Щелкнув пальцами, Мормад подозвал хозяина и сунул ему монету, одну из последних.
– За всех,– властно сказал нурташец.– Вот что, парни, я в этом городишке еще не бывал, так вы уж покажите мне, что и как.
– Это мы запросто,– с заметным облегчением проговорил Биток и выпятил грудь.– Мы тут каждую канаву – во как! – Он показал открытую ладонь.
– Не сомневаюсь,– усмехнулся Мормад.– Вот и прогуляемся.
И двинулся к выходу.
Четверо пошли за ним. Никого не смутило, что на улице ночь – время, не слишком подходящее для осмотра достопримечательностей.
На следующее утро одного зажиточного работорговца нашли в собственной спальне с перерезанным горлом. А вот драгоценностей и монет, которые хранились в тайничке под полом,– не нашли. Никто из слуг и домочадцев ничего не слышал и не видел. В том числе и два громилы, которые должны были охранять хозяина. В отношении последних все было понятно. Если человека двинуть дубинкой по макушке, у него здорово притупляются все чувства.
Следом за ограблением и убийством (не такое уж важное событие для столицы) в Великондаре произошло еще несколько таких же малозначительных вещей. Например, один весьма доходный трактир у Рыбных ворот поменял хозяина, и новым владельцем его стал, кто бы мог подумать, безобразник и гуляка Биток. А жена сотника городской стражи, надзиравшего за порядком у тех самых Рыбных ворот, стала щеголять в новых изумрудных серьгах хорошей эгеринской работы. О нет, этих сережек не было среди драгоценностей, похищенных у работорговца, так что связь между тремя малозначительными событиями выглядела и вовсе эфемерной.
* * *
По улицам маршировали войска. Тысячи Черных копейщиков, конные сотни разноплеменных наемников, вольные стрелки из городского ополчения. Армия Императора покидала город. Главные ворота, именуемые Царскими, широко распахнутые, выплескивали ровные шеренги воинов, мальчишки-барабанщики с важным видом отбивали ритм, подпрыгивали на булыжниках тяжелые колеса боевых машины, полоскались на ветру белые значки тысяцких.
