«Вопрос в том, насколько Фаргал не в себе? – попытался спрямить речь царедворца Кен-Гизар.– Может быть, во время пребывания в Черном замке на царя были наложены чары?»
Лицо Старшего Советника сохранило невозмутимое выражение. Что ж. Если уважаемый Кен-Гизар полагает, что кроме усталости на поведении Фаргала могут сказываться и какие-то чары, он, Саконнин, не станет отрицать. Кен-Гизару, так же как и Саконнину, так же как и большей части царедворцев, очень хорошо известно, что вокруг Императора всегда творилось нечто… труднообъяснимое. Нечто сверхъестественное. Взять хотя бы, к примеру, эту… хм-м, незримую возлюбленную Императора. Или его непонятные тайные отлучки из дворца. Так что Саконнин, разумеется, не станет отрицать, что с Фаргалом может быть связано некое колдовство. Но он не станет также и утверждать, что это колдовство – злое. Или доброе. Старший Советник Трона не обязан разбираться в колдовстве. На то есть царские маги, а поскольку магов сейчас в его распоряжении нет, Старший Советник предпочитает отложить сей вопрос до их возвращения. Или пока он, Саконнин, не подыщет новых. Что же касается подозрений посланника, то не от того ли достойный Кен-Гизар так озабочен, что царь охладел к нему самому?
– Да,– подтвердил сокт.– Это одна из причин.
Но беспокоится он не за себя, а за представляемый им народ. И еще более – за государство, в котором в настоящее время живет.
– Вот как? – отозвался Старший Советник.
– Да, так! – подтвердил Кен-Гизар.
Разве Опоре Трона не известно, что Карнагрия нуждается в расположении соктов никак не меньше, чем сами Священные острова – в расположении Карнагрии?
Поскольку Старшему Советнику Саконнину это было известно очень хорошо, то он позволил себе задуматься.
– Допустим,– сказал он наконец.– Но в таком случае колдовство затронуло не только Императора, но и соплеменника уважаемого Кен-Гизара, благородного вождя Люга.
– Почему же Старший Советник так полагает? – в свою очередь стал осторожничать Кен-Гизар.
Потому, что есть некоторые, незначительные, впрочем, факты. Например, никогда прежде Люг не обращался к Императору: «государь» или «владыка». И еще, похоже, у соотечественника Кен-Гизара напрочь исчезло чувство юмора. Что, впрочем, менее странно, чем отказ от прежнего обращения «мой царь».
– Вот как? – удивился сокт.
Для посланника чувство юмора было поважней формы обращения.
А знает ли благородный господин Советник Трона, что Люг уже в четвертый раз отказывается встретиться с ним, Кен-Гизаром, ссылаясь на занятость?
– Занятость? – Сквозь маску царедворца проглянул человек.
Насколько известно Саконнину, вождь Люг ровным счетом ничего не делает – только жрет и пьет за двоих. Похоже, и он, и Император так изголодались в подземельях Злого замка, что до сих пор не могут наесться.
Жаль, что царские маги сгинули, посетовал посланник. Не полагает ли благородный Саконнин, что следует поторопиться с поиском новых?
Полагает. И, более того, разослал глашатаев. Но в Карнагрии магов не так уж много. Карнагрия – не Острова! Да, согласился посланник, не Острова. На Священных островах магов нет совсем.
Советник удивился. Он первый раз слышал, что у соктов нет своих магов.
– Если нет под рукой настоящих магов, может, имеет смысл обратиться к жрецам Ашшура? – предложил Кен-Гизар.
– Жрецам Ашшура? – еще больше удивился Советник Трона. И, с оттенком иронии, сообщил сокту: жрецы Ашшура не занимаются такими пустяками, как чары. А вот если бы отыскать жрецов Яго…
Как? Разве благородный Саконнин не знает, что он, Кен-Гизар, и есть жрец Яго?
Воистину в этот день и сокт, и Советник узнали друг о друге много нового.
И что же может сказать о Фаргале жрец Яго Кен-Гизар? – поинтересовался Саконнин.
Увы, всe, что жрец Яго может сказать: Фаргал – не оборотень. То, что они видят,– это собственный облик Фаргала. Разумеется, будь под личиной Фаргала оборотень, это многое бы объяснило…
Разумеется. Советник тоже думал об этом (сокт поднял бровь), но раз Фаргал не оборотень… Больше ничего посланник не желает сказать Советнику? Как жрец Яго?
Нет. Но хотел бы знать, не происходило ли в окружении Старшего Советника каких-либо перемен: в людях, в поступках. Может, были какие-нибудь необычные просьбы?
Была одна, подумав, сообщил Саконнин. Может, и вздор, но просьба действительно странная. И имеет касательство к личности государя.
– Даже так? – заинтересовался посланник соктов.
Очень слабое касательство, заверил Саконнин. А дело в следующем. Вардали Шера, жена Советника Гагарана Шера, коего посланник, несомненно, знает, обратилась к жене Старшего Советника с деликатной просьбой прислать к ее дочери царского лекаря.
Просьба и впрямь деликатная, согласился Кен-Гизар. А какова необходимость, вызвавшая такую просьбу?
Советнику Саконнину удалось это узнать. Верней, не самому Советнику, а его жене. Дочь благородного Шера повредилась в уме. Ей привиделся в царе Карнагрии какой-то мальчишка-гладиатор.
Как прискорбно, отметил Кен-Гизар. И оживился, как охотничий пес, взявший след. Прискорбно и вместе с тем – любопытно. Послал ли Старший Советник лекаря? Нет, Старший Советник лекаря к дочери Советника Шера еще не посылал.
А знает ли благородный Саконнин, что, как жрец Яго, он, Кен-Гизар, весьма искушен во врачевании? Особенно же – душевных недугов молодых девушек?
Нет, Старший Советник Трона об этом не знал. А знает ли посланник Священных островов, что род Шера – очень древний и весьма почитаемый в Карнагрии?
– К демонам! – воскликнул Кен-Гизар, решив, что настало время отбросить церемонии.– Судьба твоей Карнагрии висит на волоске! Не время говорить о деликатности!
– И все же я не рекомендую, посланник, делать то, что Вы собираетесь делать,– заявил Саконнин.– Но я также не могу и запрещать Вам посещение дома благородного Шера.
Сокт усмехнулся.
– Понимаю,– сказал он.– Если мне удастся узнать что-либо, я в первую очередь поделюсь этим с тобой, Старший Советник Трона!
На том и расстались.
На следующее же утро посланник Кен-Гизар, переодевшись в скромное (по меркам посланника) платье, явился к воротам дворца Гагарана Шера.
На душе у сокта скребли кошки.
3
Когда Вардали Шера доложили, что прибыл царский лекарь, она, разумеется, вышла, чтобы взглянуть на него. Увидев немолодого тучного мужчину с добродушным черным лицом, Вардали потеряла к нему интерес.
– Проводи его к дочери! – приказала Вардали служанке.– Я подойду позже.
И, повернувшись, пошла через зал к мраморной лестнице, вдоль которой высились статуи предков Шера.
