— Никогда не говорите так про наших полицейских, — наставительно заметил граф, пытаясь подцепить вилкой соленый груздь. — Это чревато…
— Нет, это я говорю о венецианских жандармах… — оправдываясь, скороговоркой пробормотал гусар. — Уже там, возле гондолы, мне почудилось, что за мной следят. Понимаете? Это самое чувство, что на тебя все время кто-то пялится, я испытываю с тех самых пор. Даже оказавшись в России, я — боюсь… В смысле опасаюсь всяких происшествий.
— И что же вы сделали с документами убитого француза? — спросил Орлов.
— Мне перевели их с итальянского уже здесь, в Туле, где я познакомился с одним весьма приятным молодым человеком, к тому же очень образованным. Оказалось, что этот молодой человек — племянник самого графа Панина — всесильного хозяина Канцелярии иностранных дел…
— Ого! — Граф Алехан не донес до рта очередной стаканчик, поставив его на стол. — И как выглядел этот племянник?
— Совсем молодой! Юношеский пушок на лице, нос горбинкой, черные глаза…
— И густые мохнатые брови! — безрадостно дополнил портрет Орлов.
— Как? Вы с ним тоже знакомы?.. — почему-то обрадовался гусар.
— Не имел чести… Точнее имел неприятность… Короче, твою с потрохами, я его зарубил нынче, спасая вас…
— Не может быть! — вскочил с места поручик Громов, опрокидывая стул, но не разлив и капли водки из стаканчика, который держал в руке. — Теперь я точно пропал… Меня обвинят в убийстве самого племянника министра иностранных дел!.. Надо держать ухо востро!
— Обвинят, положим, не вас, а меня, — почему-то злорадно заметил Орлов. — Обвинений, подобных этому, у меня и без того хоть пруд пруди. Но все же племянник Панина — это серьезно. С этим мерзавцем — его дядей — лучше не связываться. Но Бог даст, пронесет… А что там с этими документами? Вы все время отвлекаетесь на мелочи…
— В тех документах оказались сведения о кладах с золотом и драгоценностями Симона де Дансера, жившего сто пятьдесят лет назад и наводившего ужас одним своим именем на все Средиземное море. Он был знаменитым алжирским пиратом, на совести которого жизни многих и многих европейских моряков и купцов…
— Да, через золото слёзы текут, — задумчиво произнес граф. — Пора подавать вторую смену блюд. Под горячее я лучше воспринимаю кровавые истории про пиратов…
II
— …Как я говорил, голландец по происхождению Симон Дансер жил сто пятьдесят лет назад, — отведав стерляжьей ухи и пирогов с вязигой, продолжил рассказ поручик Громов. — Он прошел большой жизненный путь от простого матроса до командующего пиратской армадой, будучи на службе у Соединенных провинций, как назывались тогда семь нидерландских областей, освободившихся от владычества испанской короны и образовавшие первую в мире буржуазную республику.
— Ох уж мне эти республиканцы, вольтерьянцы недорезанные. От них на свете все зло! — в сердцах вскричал граф Алехан, но сразу утихомирился после слов: — Хотя наша императрица не чужда этим завиральным идеям. Она даже потихоньку переписывается с Вольтером — этим безбожником и борзописцем. Но стоп! Я ничего этого не говорил…
Гусар же, увлеченный собственным рассказом, даже не обратил внимания на слова Орлова, что того успокоило.
— Но Дансера влекли иные страны и города, особенно таинственный Алжир. Он знал, что, благодаря успехам морского пиратства, Алжир рос, как тесто на закваске. В то время население столицы алжирских пиратов составляло до ста пятидесяти тысяч человек, что превосходило численность народонаселения таких городов, как Венеция или даже Рим. И среди алжирских пиратов находились не только магометане, было там полным-полно и всякого европейского сброда — англичане, датчане, французы… Эти нестойкие в христианской вере отщепенцы соглашались даже произвести над собой обряд обрезания, напрочь отказавшись от Креста и поклоняясь полумесяцу…
— Какой кошмар! — поперхнувшись глотком водки, с натугой прокашлял граф. — Куда только смотрела святая инквизиция!..
— Симону Дансеру сменить религию даже не предлагали. Когда он появился у берегов Алжира с целым флотом многопушечных кораблей и предложил свои услуги местным раисам, то магрибские корсары только порадовались, поскольку к тому времени их силы пошли на убыль, а Дансер пообещал научить их строить более крупные суда с большим количеством пушек. Его приняли без всяких условий относительно религии. Но одно условие поставил сам голландец, выторговав право самому набирать экипажи судов. И знаете, кого он брал в марсовые, кормчие, пушкари? Только ренегатов, таких же, как он сам. И трудностей с ними не возникало, ведь Алжир в Северной Африки в те времена был подлинным Вавилоном, где проживали мальтийцы, сицилийцы, корсиканцы, греки…
— Греки! — обрадовался граф Орлов, думавший о чем-то своем. — Греки — это очень важно! Они ведь исповедают православие, не так ли? Потому-то алжирцы, в отличии от других африканцев, теперь не такие черные.
— …И только в абордажные роты Дансер набирал магометан — турок или магрибцев. Это очень не понравилось местным хозяевам — раисам, но пронырливый Симон сумел их убедить, что магометане гораздо лучше владеют оружием и при абордажах просто незаменимы, а вот европейцы лучше справляются с рутинной работой по кораблевождению. К тысяча шестьсот шестому году в порту Алжира качалась на волнах целая сотня судов — всякие там галеры, гелиоты, бригантины, шебеки, пинассы, тартаны, а рядом — «особые круглые суда», построенные по проекту самого Дансера. Первые же рейды нового пиратского флота принесли огромные барыши, распределявшиеся вот как: десять процентов от всех средств отправлялось деям — правителям Алжира, сорок пять процентов шло в руки раисов, на чьи деньги строился пиратский флот, а остальные сорок пять процентов оставались корсарам.
— А как делили деньги корсары между собой? — заинтересовался граф.
— Одна доля шла каждому матросу, две доли — боцману, конопатчикам, пушкарям, три доли — офицерам, кормчему и лекарю…
— Господин поручик, вы неплохо подкованы в этом деликатном вопросе. Скажите честно, небось и сами немножко попиратствовали? — хитро прищурился Орлов.
— Увы, граф, увы! Бог не сподобил. Хотя в детские годы мечталось о флибустьерах и черном флаге, свободно реющем над головой, — признался гусар, залпом осущив очередной стаканчик с хмельным напитком.
— Так что было дальше с чертовым пиратом? — вернулся к основной теме граф Орлов.
— Дансер составил себе немыслимый капитал на грабеже и разбоях. дело дошло до того, что французы и англичане даже послали в Средиземное море два своих флота, чтобы поймать этого мерзавца и вздернуть на рее. Да и алжирские беи стали с вожделением поглядывать на богатства неверного Симона, собираясь пощипать его укромные амбары и сундуки с золотом. Узнав про это, Симон схитрил — часть золота и драгоценностей он припрятал в виде кладов, а с остальными деньгами уплыл во Францию, где правил тогда король Генрих Четвертый. Каким-то непонятным образом пирату удалось договориться с монархом о том, что он «возместит Франции все материальные потери от разбойных нападений пиратского флота». Генрих Четвертый любезно принял вклад пирата в свою казну и предложил ему прощение, если Дансер отправится с французской эскадрой в Ла-Гулетту, что в Тунисе и покарает там местного бея, осмелившегося оскорбить французскую корону.
