Провожая посланника повстанцев, граф Алехан молвил:
— Очень скоро, дорогой друг Николас, османам станет не до вас. На подходе русский флот. Он сумеет связать все силы турецкой военщины.
Отпустив Николаса Красного восвояси, граф Орлов вызвал «на ковер» Ваню Иванова, о «превышении полномочий» которого в недавней вылазки против британских шпионов ему доложили несколько раньше.
— Что же ты, Ваня, творишь непотребное?! — рявкнул граф, увидев своего секретаря и переводчика на пороге кабинета. — Тебе было поручено серьезное дело, а ты его разменять изволил на «хиханьки да хаханьки»? Смотри, Ваня, с огнем играешь! Я ведь не погляжу на твою прежнюю безупречную службу в лейб-гвардии, накажу по всей строгости военного положения… Ты почему заколол англичанина, негодник? Да еще посмел свои негодные «частушки» на мертвом теле оставить… Я про тебя все знаю!..
— Да какой он англичанин, ваше сиятельство? — вставил оправдательное слово обвиняемый. — Русак он природный. Только вот, каналья, предался иноземцам за иудины сребреники. У этого «англичанина» и фамилия русская — Михайлофф… Уж очень его кислая физиономия здесь примелькалась. Он вокруг нашей штаб-квартиры только что не танцевал, все увивался. По-русски со всеми заговаривал, людей наших на предательство подбивал за деньги, водку и баб непотребных… Одним словом — сатана. Да и признал он меня, сучий сын, во время оное. Даже по имени назвал. Пришлось его жизни лишить. А что делать? Но я, как честный дворянин, представил ему равные с собой возможности. Ну, а то, что я, как оказалось, ловчее его владею шпагой, в том счастье мое… В общем, ваше сиятельство, этот самый Михайлофф жил — не крестьянин, а умер — не боярин. Как собака, одним словом…
— Горазд ты, Ваня, языком молоть, — сменяя гнев на милость, произнес граф Орлов. — Но в следующий раз гляди у меня! Чтоб никаких «частушек» на мертвецах не оставлять! Тоже мне, моду взяли вместо поминальных записок сатанинские вирши на покойных возлагать… Это уж, знаешь ли, чересчур!
XIX
Прожитый день уходил в небытие, оставляя после себя множество суетных дел, кажущихся важными и необходимыми, но в основном своем большинстве так и недоведенные до логического завершения. Еще этот день основательно вымотал русских в Ливорно, забрав силы, даже не столько физические, сколько моральные и от этого накопилась усталость.
Граф Орлов захлопнул папку с документами и посмотрел на мотавшегося из угла в угол братика Федора, что-то без конца бубнившего себе под нос.
— Ты что, Феденька, молитвы творишь? — спросил его Алехан.
— Да я уже и молиться не могу.
— Что так?
— Жрать хочется, братик, сил нет терпеть!
— Или ты не знаешь, что пост нынче? Петров пост… — сказал не столько Федору сколько самому себе Алехан. — Но поесть все одно надо. И вкусно поесть, что Бог послал. Потому как мы не чревоугодничества ради, а только для необходимого восстановления телесного и утраченных сил, которые нам в ближайшие дни очень даже понадобятся.
— Ну хватит проповеди читать, — лицо Федора скорчилось в плаксивой гримасе. — Жрать давай!
— Где Петруша Громов? — громко спросил Орлов-старший.
— Здесь я! — нарисовался в дверях кабинета бывший гусар.
— Ужин готов?
— Давно стынет, ваше сиятельство, — подчеркнуто угодливо ответил Громов.
— Вот ты, Петр, как сам блюдешь Петров пост? Все же патрон твой апостол Петр требует от нас, грешных, воздержания, — вставая из-за письменного стола и потягиваясь всеми своими членами, произнес Алехан.
— Бывает, что и пощусь…
— Тогда, постник ты наш, пошли немного оскоромимся. И не думай, что я подбиваю тебя на грех тяжкий. Можешь просто смотреть на нас да молить Бога, чтобы простил нас, грешных и помиловал.
Перебрасываясь не слишком пристойными шуточками, все трое отправились в столовую, при этом Громов живописал прелести зажаренного на вертеле гусака, имевшего неосторожность забраться в дворцовый сад.
— С жирком гусёк-то! Корочка, опять же, на нем расчудесная. Когда жарили его, я смотрел, ажно скворчал весь…
— Не трави душу! — подавившись голодной слюной, прокашлял граф Федор.
В столовой действительно вкусно пахло жареной гусятиной, но у голодных мужчин аппетит пропал сразу, как только они увидели три бездыханных тела, скорчившихся у накрытого стола.
— Это еще что?! — вскричал граф Алехан.
В столовую вбежал слуга Дормидонт с совершенно белой физиономией.
— Ваше сиятельство! — простонал он, хватаясь за голову. — Повар ваш, сеньор Македони помре…
— Чего?! — взревел граф.
— Ох, мука смертная! Отрава кругом, ваше сиятельство! Яд! Пропади он пропадом…
Граф Федор до этих слов успел хватить толику водки прямо из горлышка графина, услышав же слово «яд», поперхнулся и сплюнул.
— Все, господа, ужин отменяется, — мрачно произнес Орлов-старший, следя за младшим братом, не отравился ли, случаем, и он. — Позвать сюда Ваньку Иванова! Пускай лично возглавит расследование всего этого безобразия. А мы поститься будем. Петров пост нынче…
Эту ночь Алехан провел без сна. Только на рассвете задремал, как к нему в спальню ворвался Громов.
— Ваше сиятельство, — сказал он, округлив глаза. — Эскадра наша прибыла в Ливорно. Об этом доложил капитан первого ранга Самюэль Грейг — командир флагмана «Три Иерарха».
Сна больше не осталось. Вскочив на ноги, Орлов крикнул:
— Дормидонт, одеваться! Прямо сейчас отправляемся в порт, чтобы достойно встретить наших моряков!
На этот раз по приказу графа слуги снарядили лучшую карету Орловых с графским гербом, на которой граф Орлов в Ливорно еще ни разу не выезжал.
В карету уселись братья Орловы, Петр Громов и малорослый морской офицер Грейг. Конвой ждать не стали. «Пускай догоняет!» — так распорядился Алехан.
И кони, повинуясь кучеру, взяли с места в карьер.
— Гони, погоняй! — кричал граф Федор, высунувшись из окна.
На голове Федора ловко сидела новая шляпа, которую и сбила мушкетная пуля. Звук выстрела донесся до седоков чуть позднее. Карета как раз проезжала через оливковую рощу, когда ее грубо остановили какие-то вооруженные люди.
Громов, не разбираясь, сразу уложил одного из них из пистолета. Остальные же, обнажив клинки, с остервенением набросились на выскочивших из кареты седоков. Граф Алехан успел проткнуть одного из нападавших, когда услышал за своей спиной удивленный крик капитана Грейга:
— Да это же сэр Стефенсон и его команда!
Нападавшие, признав Грейга, остановились в нерешительности, а тут еще и конвой подоспел. Последнее обстоятельство заставило нападавших искать спасения и они бросились врассыпную, прихватив с собой тела убитых. Преследовать их не стали, не до того было.
