Тот все еще хмурился, но скорее задумчиво, чем осуждающе.
Тем временем Гаваа Бордо перешел к показательной программе, состоящей из дюжины акробатических трюков, закончившихся стойкой на большом и указательном пальцах левой руки.
Желание Ласковина, чтобы «кандидат» оказался не замешан во взаимоотношения с сатаной, усилилось. Мужик был по-настоящему крут.
Следующий акт начался с приглашения добровольцев. На сцену была вынесена жаровня, полная раскаленных углей, вроде тех, над которыми жарят шашлыки. Бордо зачерпнул рукой из чаши горсть тлеющих углей и принялся пересыпать их с ладони на ладонь… Отец Егорий, наклонившись к Ласковину, негромко произнес:
– Циркач. Пошли отсюда.
Когда они покидали зал, лишь немногие из зрителей обратили внимание на их уход. Большинство не сводило глаз со сцены, где красные угли отбрасывали тусклый отблеск на мускулистую грудь «тибетского мага».
– Не понравилось? – с некоторым удивлением спросила у отца Егория старушка билетерша.
– Наоборот, понравилось,– ответил тот и вышел на улицу.
Андрей был рад, что ему не придется разбираться с Гаваа Бордо (свою часть дела он понимал именно как физическое воздействие на уличенного в служении Злу), но слегка огорчен тем, что они ушли. Ласковин с удовольствием досмотрел бы «шоу» до конца.
Спустя час они были уже дома, поужинали и занялись кто чем: отец Егорий читал, Андрей смотрел телевизор, «Времечко», а Степаныч, развалясь в кресле, кушал ложкой ананас и проглядывал «Коммерсантъ-Daily».
Снаружи раздался басовитый лай: спустили на ночь собак.
– Вот,– вдруг произнес Ласковин.– Посмотрите, отец Егорий! Натуральный бес!
Игорь Саввич оторвался от книги, посмотрел.
– А… – произнес Григорий Степанович, тоже поглядев на экран.– Шут… индийский!
– Почему индийский? – удивился Ласковин.
– Так, к слову пришлось,– ответил Смушко.
– Верно,– пробасил отец Егорий.– Бес! Но в Москву мы не поедем, давай пока здесь трудиться!
– Высоко забрался, подлец,– произнес, вдруг заинтересовавшись, Смушко.
– Поэтому и забрался,– проворчал Игорь Саввич.
– Так, по-твоему, батюшка, кто быстро на шесток влез, тот и бес?
– По плодам узнаются праведные и грешные.
И лжепророки, и святые – тоже узнаются по плодам, что приносят дела их.
– Однако у картошки и у хурмы вкус разный,– напомнил Смушко.
– Зато Божьи заповеди – одни на всех! – сердито сказал отец Егорий.– Тебе бы стыдно, староста, такое говорить!
– Согрешил,– согласился Степаныч и посмаковал ананас.– Не согрешишь – не покаешься. Батюшка, нам тут в ящик одну газетенку подкинули, «Бурдель» называется. Любопытная по-своему газетенка. Взгляни, может, что заинтересует. Она там, в прихожей, на тумбе лежит.
Игорь Саввич внимательно посмотрел на своего старосту. Нет, тот не шутил. А если Смушко не шутит, к его словам следует прислушаться.
– Я принесу,– сказал Андрей.
Едва взглянув на обложку, он сообразил, почему Степаныч предложил ее отцу Егорию.
Формально считалось, что Смушко ничего не знает о тайной миссии Потмакова. Но по-настоящему скрыть что-либо от этого очень неглупого и весьма проницательного человека было невозможно. По негласной договоренности и Смушко, и отец Егорий делали вид, что староста ничего не знает. Игорь Саввич не хотел втягивать Степаныча в эти неприятные дела, а Смушко считал, что, если понадобится, духовный его все расскажет сам.
Поперек первой страницы «Бурделя» большими красными буквами было напечатано:
«Они счастливы, отдавая мне свою кровь!»
Интервью с настоящим вампиром
Некий мефистофельского вида господин, впившийся в горло весело смеющейся голой девки, иллюстрировал заголовок. Девка была пухлая и ярко накрашенная (фотография), а вампир – нарисованный, цвета запыленного снега.
Ласковин усмехнулся. У него был знакомый журналист, который хвастал, что за день может написать три таких «интервью». И все три будут напечатаны, прочитаны и восприняты большинством как истинная правда. Большинством, читающим газеты «Колючая проволока», «Трое», «Фильмоскоп» и тому подобные. «Бурдель» можно было смело отнести к той же кодле.
Отдав газетку отцу Егорию, Ласковин вновь обратился к телевизору.
Спустя минут двадцать Игорь Саввич бросил «Бурдель» ему на колени.
– Прочти,– сказал он.
Ласковин удивленно посмотрел на отца Егория. Ему казалось, что тот способен отличить «клюкву» от «яблока».
– Прочти, прочти! – совершенно серьезно повторил Игорь Саввич. И Андрей решил, что ознакомиться с двумя страничками газетного текста – труд небольшой. Тем более что «Красную жару», которая шла по телевизору, он смотрел уже раза три.
«ОНИ СЧАСТЛИВЫ, ОТДАВАЯ МНЕ СВОЮ КРОВЬ!» – занимало целый разворот. Здесь, кроме текста, были три фотографии. На каждой присутствовал снятый со спины человек с длинными волосами, некрепкого сложения. Интерьером служила обстановка обычной, хотя и не бедной квартиры. На одной из фотографий субъект был изображен в полный рост (со спины, разумеется) на фоне ночного окна. На двух других присутствовали дополнительные персонажи: упитанный мужчина с круглыми щеками и диктофоном в руке и обнаженная девушка, довольно симпатичная, с действительно счастливым лицом. Длинноволосый субъект приник к ее горлу, но пил ли он кровь или же просто щекотал ее усами (если таковые у него имелись), определить было невозможно.
Статье предшествовал следующий эпиграф.
«Тот, кого вы видите на фотографиях, имеет все основания остаться неизвестным. Однако нам удалось получить это интервью в обмен на услугу, о которой мы умолчим из этических соображений. Господин В., будем называть его так,– мужчина необычной внешности. Выглядит он не старше тридцати лет, хотя по паспорту, подлинность которого мы проверили, ему восемьдесят шесть. У него подвижное лицо с гладкой золотисто-коричневой кожей. Но это не загар, это грим. Господин В.– очень эрудированный человек и может быть совершенно обворожительным. Но может быть и очень неприятным, если пожелает. Живет он в двухкомнатной квартире в центре Петербурга. Один».
Далее следовал сам текст интервью.
«– Господин В.! Вы утверждаете, что являетесь вампиром. Вы даже представили нам определенные доказательства. Правда ли, что вы бессмертны?
– Этого я не могу сказать. Тело мое не изменялось с тех пор, как я был посвящен. И я ни разу не болел теми болезнями, которыми болеете вы, обыкновенные люди.
– Вы сказали «обыкновенные люди»? Значит ли это, что вы не считаете себя человеком, таким же, как мы?
– Чушь говорите! Я считаю себя человеком, но уж, конечно, не таким, как вы! Индейка – птица, но никто не сравнивает ее с соколом!
