Сумерки. Засыпанная рыхлым серым снегом площадка. Руины «горки» – как скелет молодого динозавра. Покосившийся павильон. Рядок голых топольков вдоль металлического забора. Тихое, спокойное место.
Говнодавы штурмом преодолели заборчик и направились к нему, отдуваясь.
– Бегун, бля! Спортсмен! – буркнул один.
– Курить бросай! – посоветовал Ласковин. Возможно, это была ошибка. Потому что трое (исключая «Сосуна») тут же навалились на него. Да, в словесных играх с бандитами Ласковин был неопытен. Зато опытен в другой области. Бойцами говнодавы оказались никудышными. Хрип, сип, сопение. Могучие удары, пинки тяжелыми ботинками. Разохотились молодцы. Можно понять: один получил по почкам от сущего сопляка, второй – по самому дорогому, а тут еще этот «разводящий» устроил вместо денег забег на триста метров. Андрей почти не блокировал, в основном уклонялся. И не забывал поглядывать на четвертого. Тот наблюдал.
«Хорошо бы у кого нунчаки оказались,– подумал Ласковин.– Отнять раз плюнуть, а психологический эффект потрясающий!» Но вместо нунчаку один достал кастет. С кастетом или без, попасть он мог скорее по кому-нибудь из своих, чем по Ласковину. Андрей водил их по пятачку размером примерно шесть на шесть, спутывал друг с другом нырками и уходами за спину и все время «держал» четвертого. Но тот по-прежнему не вмешивался.
Минут через пять щенячьей возни, плотно утоптав снег, говнодавы притомились и остановились. Один потирал кисть, остальные – без повреждений.
– Вам бы ковры выбивать,– «определил» Андрей.
– Что верно, то верно,– неожиданно поддержал его «Сосун».– А ты и впрямь крутой! Чей будешь?
– Свой! – отрезал Андрей.
Намек на дружелюбие тут же испарился из голоса «Сосуна».
– Я как чувствовал,– сказал он.– А вы: сами, сами! Топал бы он (кивок в сторону Ласковина) – и хрен с ним! Адрес нам известен.– И, поворачиваясь к Андрею: – Ладно, крутой! Добавишь от себя еще пятьсот!.. Спортсмен!
Говнодавы гыгыкнули.
Ласковин усмехнулся.
– Расценки у тебя,– сказал он, пряча руки в карманы.
Холодно все-таки, а он без перчаток. А что у вас там в кармашке? А у меня вот… скажем, граната Ф-1!
– Расценки у тебя… – Андрей согнал с лица улыбку: не шучу – предупреждаю! – Пинок под зад, если на троих разделить,– по полтонны? И по висюлькам – еще по столько же? Этак как бы мне на лимон зелеными не накрутить… прямо здесь!
Говнодавы заиграли мышцой, но то была бравада. Ласковина они уже попробовали и сообразили, что может быть больно. В жиденьких мозгах заплескались «прогрессивные» мысли: обрызгать «спортсмена» «паралитиком» и втоптать в снежок толстокожими бутсами.
У «Сосуна» аналогичная мысль тоже мелькнула, кадык задвигался вверх-вниз.
«А что у вас там в кармане?» «А у меня пистолетик бельгийский…» «А у меня гранатка такая крупненькая. Осколочная, противопехотная, радиус разлета… пены три четверти метра!»
– Борзой,– почти ласково произнес «Сосун»,– думаешь, мы сами по себе?
– А что, есть другое мнение? – усмехнулся Ласковин.
– Ты про Гришавина слышал?
– Гришавина? Что ж, слыхал про такую… тусовку. Только ты при чем? У серьезной команды и командиры серьезные!
– Думаешь, на понт тебя беру?
Андрей шевельнул плечами. Он не сомневался, что «Сосун» не врет. Но был уверен, что и он, и говнодавы где-то в самом низу иерархии. Конь с ними разберется.
Ласковин медленно (а то как бы с испуга стрелять не начали!) вынул руку из бокового кармана, полез за пазуху, достал визитку, из тех, коими Сипякин снабжал своих, чтобы сыпали вокруг, как репейник – колючки.
«Охранное бюро „Шлем“». Защита… обеспечение… Дорогие, тисненые, под пленкой, прямоугольнички. Достал, выщелкнул под ноги «Сосуну».
– Думаю так,– сказал он.– О том, что пацан-студентик трем героям киздюлей навешал, лучше умолчать. А то… уволят по профнепригодности!
А со мной… договоримся. Увидимся, парни!
И, повернувшись, не спеша зашагал к воротцам садика. Спина его выражала абсолютную уверенность, но сам Ласковин был начеку, и слух его ловил каждый звук: взвизг расстегиваемой молнии, щелчок предохранителя?
Но Андрею дали уйти без помех.
Сделав для надежности крюк, он вернулся к оставленной машине.
– Ну что? – спросил испереживавшийся Виктор. Андрей не удержался, чтобы немножко его не потомить: вынул из-под сиденья магнитолу, воткнул на место (оставлять «Пионер» на виду – искушать судьбу: молотком по стеклу, магнитолу вон – и пусть истошный вопль сигнализации рвет уши владельца), поставил кассетку «Магнитные поля», распечатал банку «коки», отхлебнул.
– Хочешь? – предложил Виктору.
– Все в порядке, да?
– Пей. Не то чтобы в порядке, но теперь они будут заняты мной!
– А ты… справишься?
Андрей испытал удовольствие, услышав в голосе парня беспокойство не о себе, а о нем, Ласковине.
– Справлюсь! – Приятно чувствовать себя сильным. Приятно использовать свою силу, чтобы сделать мир более справедливым.
«Тщеславие,– вспомнил Ласковин,– враг воина!» Так говорил Зимородинский, а он ничего не говорил зря.
– Поехали,– сказал он, берясь за руль.
– Куда?
– Домой тебя отвезу, куда еще? – усмехнулся Андрей.– Сдам с рук на руки.
Что он и сделал. А на обратном пути позвонил Леноре, изящной куколке-полукореянке, классной массажистке. Андрей познакомился с ней в зале на Комсомола. По крайней мере треть подружек оказывались в его записной книжке именно таким образом. Хотя бывшую свою жену он встретил на презентации фирмы «Тошиба».
Андрей лежал на животе, а на нем в позе всадницы-амазонки в белой мужской рубашке с короткими рукавами расположилась Ленорочка Цой. Массаж она делала весьма квалифицированно и очень старательно. Кожа блестела, а рубашка намокла от пота. Массаж – это тяжелый физический труд. Фоном побрякивала музыка. Китайская.
– А у нас вчера твой учитель был, Зимородинский,– сказала Ленора.– Дома.
– И что?
– Читали Книгу Перемен. По-китайски.
– В первый раз слышу, что Слава знает китайский,– сказал Ласковин.
– Не он. Дедушка знает! – она с силой ввинтила сустав согнутого пальца в спину Андрея.– Он переводил.
– И как?
– Спорили. Тебе не больно, когда я вот так нажимаю?
– Больно,– равнодушно ответил Ласковин.– Это плохо?
– Плохо, если не больно. Ты должен говорить.
– Понял. Буду говорить. Так о чем они спорили?
– Да разве поймешь. Вы, мужчины, такие умные,– Ленора хихикнула.– Перевернись,– велела она. Взяла полотенце и вытерла лицо.
