– Нет.
Эт…Ни…Сан…Си…
«Теперь зал вроде клуба,– подумал Андрей.– Старые друзья, новости, хм, девочки. А раньше был – жизнь!»
Андрей оставил в покое макивару, встряхнулся, повисел минуту на перекладине, разгружая суставы.
– Поработаем, Ласка?
Димка Шиляй. «Ширяй» его звали. Маленький, чернявый, юркий. И умный по делу. Вот кому группу вести. Черный пояс без балды. Правда, вада-рю, школа, которую Ласковин не очень ценил. Но Ширяю – в самый раз, для «вьетнамских» квонов он жестковат.
Некогда Ширяю группой заниматься. Генеральный директор СП. Компьютерное обеспечение. «Паджеро» с шофером ждет у входа. Дорого время Дмитрия Шиляя.
– Легонько, Ласка!
– Валяй!
– Ты что, крестился? – спросил Шиляй, пока обменивались расслабленными ударами.
– А что?
– Да крест на тебе!
– Нет. То есть крещеный… с детства. Крест друг подарил.
– Я вот думаю, может, и мне креститься? – сказал Шиляй.
– Тебе? А ты разве не еврей? – удивился Ласковин.
– Нет,– Шиляй рассмеялся.– Я грек. Наполовину. А какая разница?
– Никакой,– сказал Ласковин.– Надумаешь – скажи. Помогу, если в православные.
– Я же грек! – засмеялся Шиляй.– Договорились. Ну, Ласка! Голову прикрывай! – крикнул, еще раз достав Андрея.– Форму теряешь!
– Жизнь засосала!
– Слыхал, слыхал! Имей в виду, у меня место начальника транспортной группы освободилось. Не хочешь за хорошие деньги за кордон поездить?
– Пока нет.
– Ну смотри. Да смотри же! – Андрей пропустил в третий раз, встряхнулся и попытался подсечь Шиляя с обманным оицки.
Не вышло. «И впрямь форму потерял,– подумал он.– Или голова другим занята?»
Да, занята. Но не другим, а другой. Всеволожской ведьмой. С самого утра она «торчала» у него в мозгу. Как гвоздь в ботинке.
После тренировки Ласковин пошел к Финбану, благо пять минут пешком. Но электрички не ходили.
Будний день. Перерыв. Андрей отправился на угол, в кафе. Хотелось пить, и он купил литровый пакет яблочного сока. Еще взял рыбный салат и пару бутербродов. Не потому, что хотел есть, а чтобы потянуть время.
– Разрешите к вам присоединиться? – спросил женский голос.
Андрей вздохнул обреченно, но, подняв голову, обнаружил, что перед ним – почти знакомые. Девушки из «гусёвой» группы: «гимнастка» и грудастенькая, приглянувшаяся Митяю.
Он пожал плечами: присаживайтесь.
Не слишком вежливо, но Ласковин не был расположен к флирту. В данное время.
Девушки устроились напротив: минеральная вода, бутербродики с икрой, шоколадное мороженое.
– А можно вас спросить? (Грудастенькая.) Вы давно занимаетесь каратэ? Лет десять, наверное, судя по тому, что мы видели?
«Судя по ушам и по яйцам, этому зайцу уже лет двести!» – сказал Фурманов Василию Ивановичу, изучив осла.
– Больше.
– А ваш соперник? Такой большой? Он, наверное, еще дольше? У него такие мощные удары, даже страшно становится!
Ласковин заметил, как вторая, «гимнастка», улыбнулась, не поднимая головы.
– А где вы работаете? – осведомилась грудастенькая. Ласковин посмотрел на ее руки: ногти, покрытые серо-зеленым (под покойника?) лаком, перстни, часики с самоцветами. Из-под песцовой шубки – зеленый пиджачок «деловой стиль».
– Нигде не работаю,– буркнул Андрей и посмотрел на часы. До поезда еще сорок пять минут.
– Я могла бы помочь.– Грудастенькая немедленно взяла покровительственный тон.
– Вряд ли.
Что-то слишком часто ему сегодня работу предлагают.
– Нет, правда! Молодой человек с вашими данными…
– Не люблю эмансипированных женщин! – сказал Андрей.– Спину можно отлежать!
«Да заткнись ты, наконец!»
Грудастенькая заткнулась. На пару секунд. Задумалась: то ли ей обидеться, то ли сделать вид, что удачная шутка. Выбрала второе и засмеялась, как механическая игрушка: ха-ха-ха!
– А какие женщины любят вас? – спросила «гимнастка».
У нее был негромкий, неожиданно «взрослый» голос. Без кокетства. Сначала Андрей решил, что ей лет восемнадцать, но теперь понял, что ошибся. Лицо озорного мальчишки, погруженного в свои мысли. Короткая стрижка. Ласковин больше любил длинные волосы, но этой девушке шло. Он взглянул на ее руки. Руки и шея говорят о женщине то, чего не узнаешь по лицу.
Крупные кисти, длинные пальцы, одно-единственное колечко на среднем правой руки. Не замужем? Простое колечко с алмазной пылью. На суставах красные пятнышки – от отжиманий. Кожа гладкая, тонкая, с остатками летнего загара. Ногти тоже гладкие, блестящие, без лака. Розовые. Здоровая молодая девушка.
– Меня зовут Наташа.
Андрей в первый раз встретился с ней взглядом. Глаза у Наташи оказались – не оторваться. Удлиненные, черной синевы. Невероятные глаза.
«Эй,– одернул себя Ласковин.– Два шага назад!»
– А я Вероника! – сообщила грудастенькая.– Хотите знать, сколько зарабатывает у нас энергичный рекламный агент?
Ласковин ее не слушал. Секунду назад за столом сидели три человека. Теперь – двое и одна.
Вероника продолжала чирикать.
«Сейчас я возьму ее за руку,– подумал Андрей.– И мы…»
Но он медлил, и рука отодвинулась.
– Так что вы о нем скажете? – во второй раз, повысив голос, спросила Вероника.
– Что? О ком?
– О нашем тренере. Он хороший тренер? А то платить такие деньги за непрофессиональную работу…
– Вы платите,– усмехнулся Ласковин,– значит, вас устраивает.
– А вот вас бы такое устроило?
– Нет.
– Почему?
– У меня другой стиль. («С тебя коньяк, Гусь!»)
– У вас другой уровень,– заметила Наташа. Она не спрашивала, просто отмечала факт.
– Меня зовут Андрей. (Дурак!) Вы гимнастка, Наташа?
– Нет. Сейчас – нет. Я занимаюсь танцами. Современными танцами.
– Танцуете?
– Немного. В основном преподаю.
«Ей наверняка больше двадцати пяти»,– подумал Андрей.
– А зачем каратэ?
– Надо же уметь себя защитить.
– Да, да! – тут же вмешалась грудастенькая.– Сейчас это, знаете, крайне необходимо!
«Господи,– подумал Ласковин, глядя, как Наташа ест мороженое.– Что же это за время, если такой девушке приходится защищать себя самой!» – «Нормальное время! – ответил он сам себе.– Жизнь жестокая, а защитники… себе дороже!»
