– Может, горящую тряпицу бросить? – шепотом предложил Ратибор. – Увидим тогда, кто.
Сгон усмехнулся:
– Так лучше тогда просто взять и спросить.
Сказав так, он тут же крикнул во тьму:
– Эй, кто здесь?
Ответом была тишина, и не было слышно ничего подозрительного: никто у подножия башни не шастал, не рычал, когтями ворота не царапал. Но кто-то же постучал! Ведь не может так быть, чтоб всем троим показалось!
Минут пять караульщики молча прислушивались, и, когда совсем уже было решили, что показалось, снова послышалось тихое – тук-тук.
– Может, ветер? – неуверенно предположил Легоша.
Ратибор тихонько засмеялся:
– Ага, ветер. С руками, с ногами…
– Да кто там? – снова рассерженно крикнул старшой.
Он явно нервничал, и можно было понять – почему: старший в карауле должен был принимать решение – ударить ли в колокол, разбудить ли все башни. Стоила ли ситуация того? За ложную тревогу тоже по голове не поглядят, да и насмешек потом не оберешься, а воевода Твердислав триста раз подумает – назначать ли старшим столь нервного и неуверенного в себе ратника.
– Откройте, – снизу, от ворот, донесся вдруг слабый тонкий голос. – Пустите меня… Пожалуйста, пустите… я очень замерз.
– А ты кто вообще-то? – гаркнул Сгон. – Откуда взялся и как сюда пришел?
– Я – Колко, отец мой торговец, маркитант. На нас напали нео, ограбили, убили… я бежал… и вот. Идти больше не могу – помогите!
Снизу донесся жалобный плач.
– Пацан, – Ратибор покачал головой. – Судя по голосу – малолетка. Маркитант, говорит… И как только в трясине не сгинул? Ой, не нравится мне все это!
– И мне не нравится, – поддержал приятеля увалень. – Это что же он – больше двадцати верст прошел? Да еще болотами?
– В колокол бить предлагаете? – старшой сглотнул слюну. – А коли и правда – пацан?
Все мысли Сгона сейчас читались Ратом запросто: старший караульщик просто боялся насмешек, вот и осторожничал, сомневался. С другой стороны – и правильно – мало ли что? По «наставлению» караульной службы вообще не полагалось никому постороннему ворота открывать, а уж утром разводящий решил бы.
Вспомнив, Сгон просиял лицом, не хуже уныло блестевшего над Маринкиной башнею месяца: вот, оказывается, бывает и от «наставления» польза.
Свесившись с башни, десятник громко прокричал:
– До рассвета жди. Там посмотрим.
Вновь послышались рыдания…
– Мне б попить… ну, пожалуйста… помру ведь…
– Может, флягу ему бросить? – Легоша потянулся к поясу.
– Не жалко фляги? – тут же хмыкнул Сгон.
– Жалко. Так и парня этого жалко.
– Ну… тогда на веревке баклажку спусти…
И то дело.
Связав тоненькую бечевку из валявшихся в углу обрывков (ими обычно перевязывали пучки стрел), Легоша опустил вниз личную фляжку с водой, просунув ее через ограждавшую всю караульную (или колокольную) площадку надежную кованую решетку. Дождался, когда неведомый отрок напьется и потянул веревку обратно… только…
Никто даже понять толком ничего не успел.
Вместо фляжки на конце бечевы оказалась вдруг бурая болотная гадюка! Отвратительная ядовитая тварь, блестящая кожа которой сверкнула рыжим огнем в свете горящей внизу, в каморке отдыхающей смены, свечки.
Не эта б оставленная – забытая – свечка, так и не увидели бы гадину, не сообразили.
– Змея!!! – истошно закричав, Легоша бросил гадюку на пол и тотчас же раздавил ее сапожищем.
– Будите всех! – бросившись к колоколу, быстро распорядился Сгон.
Басовитый колокольный гул разбудил все башни – от Пятницких ворот до Маринкиной. За зубцами, в бойницах, вспыхнули факелы, на боевых площадках забегали воины…
– О, Великий Био! Это еще что?
Бросив колокольные веревки, Сгон посмотрел в ночь… вдруг взорвавшуюся сотней огней. Они были внизу и у Пятницкой башни – многочисленные бегающие светлячки, – факелы в мощных волосатых лапах.
– Дикари! Нео!
Ратибор бросился к крепостной пищали, торопливо забивая в ствол картуз с порохом, пыж, свинцовое ядро-пулю. Пищали на звоннице не держали заряженными, опасаясь, что отсыреет порох. Впрочем, не так уж и много времени занял у Рата сей процесс – где-то с минуту. Рука набита, чего уж там.
Просунувшись сквозь прутья решетки, огнестрел рыгнул пламенем в сторону скопища бегающих светлячков. Послышались вопли боли и ужаса.
– Ага-а-а!!! – радостно закричал Ратибор. – Есть! Вот вам! Что скажешь, Легош?
Он обернулся за шомполом и протиркой, и едва не наступил на лежащего увальня…
– Легош! – Рат бросился другу на грудь. – Легош-ша!
– Мертв он давно, – безразлично откликнулся Сгон. – Гадина все же успела его цапнуть. Сам знаешь, противоядия от яда болотной гадюки нет.
Ратибор знал – сам проводник, часто бывал в болотах… Знал, но… Но почему все так? Так погано, гнусно… Эх, Легоша, Легоша…
С башен раздались пищальные выстрелы, тут же громыхнули и пушки.
– Так их! Так!
Никакого огнестрельного оружия у нападавших, скорее всего, не имелось, а если и имелось, то крайне мало. Наверное, не разжились в достаточной мере порохом, иначе б действовали напролом, давно б рванули ворота. Не хитрили бы, не стучались, не просили жалобно о помощи.
Некогда было горевать-печалиться. Нужно вести бой, показать этим свирепым уродам!
Резко долбанул выстрел, за ним – сразу – еще один: молодые караульщики Тимоха и Крот – тоже делали свое дело. Правда, палили, похоже, в белый свет – как в копеечку, зато с каким азартом.
Недобро усмехнувшись, Рат зарядил пищаль и принялся увлеченно выцеливать светлячков… Вот здесь вот… вот как раз…
Внизу послышался вой… истошный, громкий… Или это трубила труба? Наверное, дикари подавали сигнал.
Светлячки вдруг погасли, почти одновременно, все разом. Словно кто-то умный велел погасить факелы.
– Чтоб вас! – выпалив, неизвестно куда, сквозь зубы выругался Сгон. – И что теперь? Рассвета ждать будем?
А что еще оставалось? Бездумно палить в темноту?
Впрочем, отдохнуть караульным не дали…
Что-то ударило в решетки и в каменные огражденья стен, и слева и справа. Крючья! Металлические крючья! Да, похоже, рвануть мощные, обитые железом, ворота, дикарям не хватало пороху – если он вообще у них был – и вражины задумали взять Успенскую звонницу на абордаж, словно какое-нибудь древнее судно.
Уже начинало светать, и за Пятницкой башней полыхали алым отблески рассвета. На фоне светлеющего неба на кованые прутья решетки лезли снизу кошмарные создания: длиннорукие, похожие на обезьян, дикари с мохнатыми рылами. Лезли не пустыми – с дротиками, с топорами, ножами… И – не прекращали вопить.
