– Заметано! – обещал Ласковин.– Обязательно возьму. Поглядишь, как я ломаю дерево.
Следующий звонок Ласковин сделал лидеру «тобольцев».
– Я согласен,– сказал он.– Когда и где?
– Послезавтра в одиннадцать подъезжай к метро «Приморская»,– ответил Корвет.– Я сам тебя встречу.
Третий звонок – Вадиму.
– Сегодня вечером в тире,– сказал тот.– Поговорим. Но особо не рассчитывай. Дело – «глухарь». Разве что случайность поможет, или ребятки кандидата сбоку подыщут.
– Это как?
– А так, что если зайца долго бить, то он и на трубе сыграть согласится.
Спустя сорок минут Ласковин стоял в зале перед своим сэнсэем, а тот без удовольствия изучал своего ученика.
– Не зря в прежние времена вас из монастырей не выпускали,– проворчал Зимородинский.
– А в чем дело? – спросил удивленный Ласковин.
– Где-то ты успел говна нахлебаться,– буркнул сэнсэй,– обгадился с ног до головы, за раз не отмыть! Два дня работы – коту под хвост!
Андрей с удивлением оглядел свое свежевыстиранное кимоно. Слава явно имел в виду что-то другое. Что?
– Не понял,– сказал он, нахмурившись.– Если я выпил вчера… так ты бы раньше предупредил, что нельзя!
– Да пей ты хоть каждый день! – Зимородинский дернул себя за ус: верный признак – сэнсэй думает.– Грязный ты! Давай выкладывай, что натворил!
– Да ничего особенного,– пробормотал тот.– Ну выпил с Митяем, ну в аварию попал… чуть на три тонны не опустился…
Зимородинский как ни обеспокоен был, но расхохотался.
– Ничего особенного, говоришь? Ладно, давай с подробностями.
– Можно и с подробностями.
Андрей изложил свою беседу с Митяем, затем – «дорожное происшествие». С особенным удовольствием – как он ловко осадил и растряс «крутых мальчиков».
– Понравилось? – спросил Зимородинский.
– Да вроде неплохо вышло,– уже чуя подвох, ответил Андрей.
– Наказал, значит, хлопчиков? Машину им помял и деньги забрал. Орел!
– «А ты не воруй!» – процитировал Ласковин.– Поделом наказал. Уверен, сами подставились: прихват старый, знаешь ведь. Только не усекли, что кусочек – не по зубам. Вернее, как раз – по зубам,– Андрей усмехнулся.– И по роже.
– Тигр! – сказал Зимородинский.– Тигр, он, конечно, сильнее шакалов. Я ведь спросил тебя: хочешь быть тигром? Не помню, чтобы ты сказал: да.
– И что я сделал не так? – поинтересовался Ласковин.
– Не то плохо, что ты сделал, а то плохо, что тебе понравилось! Да и сделал – не лучшим образом. От тебя такая волна пошла, что еще не раз аукнется.
– Может, растолкуешь мне, дураку? – сердито сказал Андрей.
– Угу,– согласился Зимородинский.– Тебе. Дураку. Рад, что докумекал.
Он поглядел на ученика, не станет ли возражать. Не стал. Себе дороже.
– Историю тебе расскажу,– произнес Вячеслав Михайлович.
«Опять!» – мысленно воскликнул Андрей. Мало ему Митяя.
Но снова не рискнул возразить. Сэнсэй лучше его знает, что надо. По определению.
– Историю про обезьян,– сказал Зимородинский.– Жили-поживали в одной клетке девять обезьян. Вожак, подруга его, любимый сынок подруги, еще одна подруга, самец рангом пониже и так далее, вплоть до последнего, самого хилого обезьянчика. И пришел к клетке зевака. И показалось зеваке, что вожак – очень смешной, может, потому, что в клетке сидел. Без клетки зевака вряд ли посчитал бы его смешным: клыки у вожака – будьте-нате. Но клетка есть. И прутья у нее – железные. Поэтому начал зевака вожака дразнить, чтоб, значит, тот еще смешней выглядел: камешки в него покидал. Вожаку вреда от них нет, но – оскорбительно. И не дотянуться до обидчика никак. Даже не доплюнуть. Очень разозлился вожак.
Но тут рядом случилась девушка, симпатичная. И укорила она зеваку: разве можно животных обижать?
И зевака сказал, что не злой он вовсе, а добрый, просто у него чувство юмора есть. А в доказательство доброты слазал в карман, выудил оттуда большущую конфету и бросил самому хилому обезьянчику. И пошел своей дорогой. Вместе с девушкой.
Вожак же – остался, естественно. И конфета осталась. Злющий-презлющий вожак – бац! – свою подругу, некстати подвернувшуюся. Та – в визг и цап зубами обезьяна поменьше. Тот – следующего, и так по нисходящей. Так все этим увлеклись, что самый хилый обезьянчик успел конфету сожрать (в ином случае непременно бы ее отобрали) вместе со всеми обертками. Но взбучку и он получил, чуть позже, когда очередь дошла. На нем и кончилось – в самом низу был хилый обезьян. А ночью его пробрал понос, да такой, что к утру бедняга окочурился. Вот такая история.
– А мораль? – спросил Ласковин.
– Мораль такова: любым своим действием ты открываешь цепочку следствий. И избежать их влияния, если ты разом всю цепочку не видишь, а ты пока не видишь, можно единственным образом – не привязываясь к действию. Доброе ты сделал или злое – тебе все равно. Не возвращайся назад, чтобы исправить сделанное. Ты не можешь избежать того, что сделал. И не можешь знать, что ты сделал: доброе или злое.
– Не нравится мне это,– честно признался Ласковин.
– Не нравится? Так сядь и подумай – почему не нравится. Давай, давай!
И Ласковин сел. И подумал. И понял, почему не нравится. И сказал об этом Зимородинскому.
Вячеслав Михайлович, к удивлению Андрея, возражать не стал, сказал только:
– Меня так учили. И я тебя так учу. Что вам, христианам, можно, а что – нельзя, в этом меня не наставляли.
Покривил душой сэнсэй. Но кто сказал, что учитель должен говорить ученику правду? Ученику надо знать лишь то, что помогает ему учиться.
– Я тебя понял,– сказал Зимородинский.– А теперь сядь и пройди мысленно весь вчерашний день. И обдумай. Как христианин,– Зимородинский усмехнулся.
Мастер должен использовать каждый камень на дороге, по которой они идут.
Вячеслав Михайлович был доволен собой, хотя и предостерегал от этого своего ученика. Доволен – и потому совершил ошибку. «День»,– сказал он. А ведь была еще и ночь.
Андрей мысленно прокрутил все вчерашние события и не счел ни одно из них достойным осуждения. Зато счел, что стоит рассказать сэнсэю о Хане.
– Неплохая мысль,– отреагировал Зимородинский.– Если рассматривать это как испытание.
– А как еще? – удивился Андрей.
– Как предостережение.
– У меня уже синяки на руках,– пожаловалась Наташа, массируя запястья.
– Положи под бинты полоски пеноплена,– сказал Ласковин.– А вечером согревающую мазь. Завтра я попрошу у Славы что-нибудь подходящее. Придется потерпеть, моя хорошая, я и так ставлю мягкие блоки.
