Поздоровались. Отец Александр, лохматый, круглощекий, с заметным брюшком, хотя года на два моложе Андрея. К Ласковину относился осторожно. Как бы даже с опаской, но разговаривал уважительно. Он со всеми разговаривал уважительно, глядя в глаза. Добрый, внимательный пастырь. Тихий. Эх, отец Егорий, отец Егорий!
– Там к вам пришли, Григорий Степанович. Из СМУ.
– Пусть подождут. Передайте им, отец Александр, если не затруднит.
– Нисколько.
Вышел.
– Так, говорю, слава твоя растет и ширится.
– Еще кого-то вытаскивать надо? – догадался Андрей.
– Поможешь?
– А куда я денусь? Излагайте.
Смушко изложил. По его словам выходило – мелочь. Не «организация», а так, мелкая астральная лавочка.
– Сделаем,– кивнул он.
– Вот и ладушки. Кушать будешь?
– Когда я отказывался? – улыбнулся Андрей.
– Павел Васильевич?
Павел Васильевич Губанок вздрогнул от неожиданности, но тут же расслабился. Это был тот, кого он ждал.
– Вы Андрей Александрович?
Кивок.
– Сядем в машину? – предложил Губанок.
– Да. Но в мою. Я полагаю, так будет лучше.
– Как скажете.
И Губанок двинулся следом за молодым человеком в темно-сером элегантном плаще, ломая голову, как же тот ухитрился подойти незамеченным. Хотя ответ на этот вопрос не имел ровно никакого значения.
Новая черная «Ауди-А4» – не ровня Губанковской «девятке». Но это тоже не имело значения.
– Куда мы едем? – спросил Губанок.
– К вашей дочери.
– Но… я… – Павел Васильевич не ожидал, что все произойдет так быстро.– Может, нам имеет смысл подготовиться?
Собеседник повернулся к нему. Он был лет на двадцать младше Губанка, но один взгляд – и Павел Васильевич почувствовал себя подростком.
– Не беспокойтесь,– заверил Андрей Александрович.– Мы приедем, заберем вашу дочь и уедем.
– А если она не захочет?
– Это не имеет значения.
– Но она – совершеннолетняя и…
– Я сказал: это не имеет значения.– Андрей Александрович улыбнулся, повернул ключ, и «ауди» мягко тронулась.
– Это на углу Измайловского и Восьмой Красноармейской,– пояснил Павел Васильевич.– Во дворе.
– Вы там были?
– Да,– мрачно сказал Губанок.– Но в квартиру меня не пустили. Там такой…
– Неважно.– Собеседник усмехнулся, видно, вспомнив что-то.
Ехали вдоль Обводного в общем потоке. Ехали не очень-то быстро, но Губанку казалось – они летят.
Поворот, еще один, и Андрей Александрович припарковался у нужной арки.
– У вас есть оружие? – спросил он.
Губанок молча протянул ему газовый пистолет.
– В помещении не годится,– сказал хозяин «ауди» и спрятал пистолет в бардачке.– Пойдемте, Павел Васильевич.
Захламленный двор-колодец. Пока шли, перед ними, буквально у них под ногами, сдвинулась крышка канализационного люка, вылез работяга в брезентухе, обдал вонью. Губанок отшатнулся, пропуская «канализационного», Андрей Александрович даже шага не сбавил. Сначала. А потом вдруг приостановился, посмотрел работяге вслед и нахмурился…
– Что-то не так? – озаботился Павел Васильевич, тоже останавливаясь.
– Ничего. Неважно.
Грязный подъезд, пропитанный запахом мочи, унылые стены… и новенькие стальные двери в каждой третьей квартире. Но та дверь, которая им была нужна, оказалась обычной.
– Что от меня требуется? – спросил Губанок.
– Ничего. Просто войдете со мной… и уйдете. Вы – свидетель.
– Понял.– Павел Васильевич облизнул пересохшие губы и вынул руки из карманов.
Его спутник нажал кнопку звонка.
Им пришлось подождать пару минут, потом дверь открылась. На пороге стоял детина в спортивном костюме с пузырящимися коленями и перхотью на плечах. Детина был на несколько сантиметров выше Губанка и на полголовы выше его спутника.
Взгляд открывшего дверь безразлично скользнул по Андрею Александровичу, а вот на Губанке остановился.
– Опять пришел? – скривил губы детина.– Я ж тебе…
– Проходите, Павел Васильевич,– спутник Губанка пропустил его вперед и сам перешагнул порог.
В этот момент детина с невнятным мычанием обрушил на Губанка кулак. Павел Васильевич зажмурился…
Но боли не было. Когда он открыл глаза, то обнаружил, что детина лежит поперек коридора брюхом кверху и драться уже не расположен.
– Идите за мной,– скомандовал Андрей Александрович, переступил через лежащую на полу тушу, и Губанок, не без опаски, последовал за ним.
В большой комнате вповалку лежали человек десять. Мужчины, женщины, двое детей. Губанок даже не сразу узнал собственную дочь, настолько похожими казались лица обитателей квартиры.
– Алла! – Павел Васильевич бросился к ней… и застыл, буквально замороженный равнодушным взглядом дочери.
Алла смотрела на него, как на чужого.
– Ты меня… не узнаешь? – дрогнувшим голосом спросил Губанок
– Зачем ты пришел, папа? – равнодушно сказала Алла.– Ты – черный. Тебе здесь не место.
Губанок, ошарашенный, беззвучно открывал и закрывал рот, пока Андрей Александрович не привел его в чувство, похлопав по плечу.
– Это она?
Губанок кивнул.
– Пойдем,– велел Андрей Александрович Алле, но девушка проворно отползла к стене.
– Она не пойдет,– сказал Губанок
Ласковин промолчал. Он ждал. И дождался.
Забурчала вода в туалете, бухнула дверь, и вместе с облаком вони, отпихнув Губанка, в комнату ворвалась низенькая толстая женщина с кукишем на макушке и в юбке, которую из эстетических соображений следовало бы сделать длиннее.
– И-и-и! Ты-ы-ы! Прочь! Прочь! – завопила тетка, словно ей прищемили палец.
И комично запрыгала вокруг Ласковина. Тот стоял с каменным лицом, абсолютно неподвижный. Обитатели комнаты зашевелились, оживились, как слепые щенки, почуявшие мать.
Губанок удивленно взирал на приземистую бабу – в его голове не укладывалось, чем этакое чучело смогло приманить его образованную и чистоплотную дочь.
– Э-э… мадам… – выдавил он.
Тетка мгновенно развернулась.
– Дьявол! – взвизгнула она, тыча в Павла Васильевича коротким пальцем.– Сгинь!
Тут Губанка пробрало до костей. Он побелел и попятился. Толстая неопрятная тетка буквально окатила его ужасом. Он и хотел бы убежать, да ноги не слушались.
