Как ни жестко и бессердечно звучали эти слова, все же в них чувствовалось желание дать добрый совет. Неосторожное высказывание Фриды о «деловом друге», которое по логике вещей должно было бы рассердить бизнесмена Зандова, по-видимому, только возбудило в нем интерес к девушке.
Фрида ни словом не ответила на его поучение, своей холодностью поразившее ее до глубины сердца. Да и что могла бы она возразить на это? Но серьезный, вопрошающий, полный упрека взгляд ее темных глаз говорил красноречивее слов и, похоже, оказывал странное воздействие на Зандова-старшего, этого обычно неприступного человека. Теперь он не отвел глаз и, смело посмотрев в лицо девушки, внезапно добавил, невольно смягчив тон:
— Вы еще очень молоды, мисс Пальм, да, очень молоды, чтобы выйти в мир совершенно одинокой. Разве там, в Германии, у вас не было никого, кто мог бы позаботиться о вас, дать вам приют?
— Нет, никого, — тихо, почти неслышно, слетело с губ девушки.
— Ах, правда, ведь вы — сирота. А родственник, вызвавший вас в Нью-Йорк, умер, пока вы еще совершали путешествие? Так я, по крайней мере, слышал от племянницы.
Легкий наклон головы Фриды, очевидно, должен был служить утвердительным ответом, но при этом лицо девушки густо покраснело, и она потупила свой взор.
— Это действительно очень печально, — продолжал Зандов. — Но как же вам вообще удалось найти в Нью-Йорке подходящее убежище, раз вы были совсем одиноки там?
Краска на лице молодой девушки стала еще гуще, и она, запинаясь, ответила:
— Мои спутники по путешествию приняли участие во мне. Меня отвезли к землякам, к пастору одной немецкой общины, где мне оказали самый сердечный прием.
— И этот пастор рекомендовал вас моей племяннице? Да, да, я знаю, у ее матери были большие связи и знакомства в Нью-Йорке. Джесси продолжает поддерживать переписку с некоторыми из них. Впрочем, моя племянница покровительствует вам, так что не беспокойтесь за свое будущее. Располагая рекомендациями дома Клиффордов, вы легко найдете в нашем городе какое-нибудь подходящее место.
Фрида, видимо, была еще менее опытна во лжи, нежели Джесси. Правда, перед последней ей не было нужды притворяться, так как они обе с самого начала заключили негласное соглашение не врать друг другу. Но перед хозяином дома Фрида должна была как следует сыграть свою роль, тем более теперь, когда он, очевидно, заинтересовался ею. Однако всем своим видом девушка невольно выдавала себя, насколько тяжело ей давалась эта игра. Она не могла произнести ни слова.
Франц Зандов, правда, знал, что она робка и молчалива, но теперешнее ее упорное молчание, похоже, раздражало его. Не дождавшись ответа, он резко повернулся и спустился в сад.
Фрида облегченно вздохнула, словно избавившись от тяжкого страдания, и быстро возвратилась в гостиную. Но здесь она наткнулась на Густава, который, делая вид, что не проявляет никакого интереса к разговору, не упустил ни одного слова.
— Послушай, Фрида, я недоволен тобой, — с укором начал он. — Собственно, ради чего ты приехала сюда? Как понимать, что ты избегаешь встреч с моим братом, прямо-таки бежишь от него? Ты не делаешь никаких попыток к сближению с ним, никак не используешь редкие приступы радушия, когда он становится хоть сколько-нибудь доступным, и упорно молчишь, когда он заговаривает с тобой. Я проторил тебе путь, и теперь пора сделать хотя бы шаг по нему.
Фрида, молча выслушав этот выговор, помедлила и коротко произнесла:
— Я не могу!
— Чего ты не можешь?
— Сдержать обещание, которое дала тебе. Ты знаешь, ты почти силой принудил меня. В душе я сопротивлялась, но все-таки последовала за тобой. С какой неохотой приняла на себя роль, которую ты заставил меня разыграть! Но я не в состоянии продолжать эту трагедию, это выше моих сил. Отпусти меня домой, на родину, здесь я все равно ничего не добьюсь.
— Вот как? — раздраженно воскликнул Густав. — Однако великолепная история! Так значит, ради этого разговора я переплыл с тобой океан и насмерть рассорился с издателем и редактором, которые не желали отпускать меня? Так значит, ради тебя я терпеливо просиживаю здесь, в конторе, и позволяю мисс Клиффорд выражать мне свое величайшее презрение, третировать меня и оскорблять, как человека без совести. Все жертвы сделаны для того, чтобы мисс Фрида, недолго думая, коротко заявила мне: «Я не желаю продолжать начатое!» Ну, нет, моя дорогая, тебе не удастся все испортить! Ничего не выйдет! Нет, ты останешься здесь и доведешь до конца то, что мы задумали.
Темные глаза девушки печально и серьезно остановились на лице говорившего, и в них можно было прочесть упрек — ее задел тон, избранный Густавом.
— Не называй меня неблагодарной! — воскликнула она. — Я знаю, что ты сделал для меня, но не представляла себе, что задача будет столь трудна! Я не чувствую абсолютно никакой нежности к этому суровому, холодному человеку и никогда не смогу понять его — предвижу это абсолютно ясно. Если бы я хоть раз заметила теплый огонек в его глазах, хоть раз услышала от него сердечное слово, то попыталась бы сблизиться с ним. Ледяная холодность всего его существа, которую ничто не может согреть и нарушить, каждый раз отвращает меня от него.
Вместо ответа Густав взял Фриду за руку и, посадив рядом с собой на диван, сказал:
— Да разве я говорил тебе, что твоя задача из легких? Она достаточно тяжела — тяжелее, чем я сам думал, но все же она исполнима. Конечно, прячась от Франца, ты ничего не добьешься. Ты должна рассуждать, как настоящий военный стратег, и совершить нападение на врага: он достаточно прочно окопался, значит, нужно брать крепость штурмом.
— Но я не смогу! — страстно воскликнула Фрида. — Повторяю тебе, он не задевает ни одной струнки в моей душе. А если я не в состоянии проявить и принять любовь, то зачем же мне тогда оставаться здесь? Тайком, хитростью создать себе родной дом и состояние? Я уверена, ты не можешь желать этого, а если бы и желал, то я отказываюсь и от того, и от другого, если твой брат предложит их мне с таким же бессердечным равнодушием, с каким дал мне приют в своем доме.
С этими словами Фрида вскочила, но Густав спокойно усадил ее на прежнее место, сказав:
— Ух, как ты опять взбушевалась, а в результате вновь упрямое «нет». Если бы я не знал, от кого унаследовала ты свое непоколебимое упрямство, свою глубокую страстность при внешней замкнутости, я прочел бы тебе совсем иную мораль. Но это у тебя наследственные недостатки, и против них ничего не поделаешь.
Взволнованная девушка обеими руками схватила руку Густава и взмолилась:
— Отпусти меня домой, прошу тебя! Ничего, что я бедна! Ты ведь не покинешь меня! Да и я молода, могу работать! Тысячи людей находятся в таком же положении, как я, и вынуждены бороться за свое место в жизни. Я в десять раз охотнее пойду работать на фабрику, нежели стану, как нищая, выклянчивать здесь то признание, в котором мне отказывают. Один раз подчинившись твоей воле, когда ты повез меня к своему брату, я не стану слушаться вас беспрекословно — не нуждаюсь ни в нем, ни в его богатстве!
