Три часа спустя, умирая от жажды, вся расцарапанная, стерев ноги, я наступила прямо в вышеупомянутую нору и чуть не поломала лодыжку. И барсука разбудила. Он раздражённо зашипел и зашевелился в норе. Пришлось, забыв про боль, со страшной скоростью выдёргивать ногу.
Оставалось мало времени. Скоро стемнеет, и к тому же барсук рано или поздно вылезет наружу и отправится наводить ужас на местных кротов и сусликов. Не очень-то охота встречаться с раздражённым барсуком. Я, прихрамывая, отошла на пару шагов и задумалась. Мы шли от реки. В сторону дома. Значит, у нас была такая траектория… вот сюда… Я похромала дальше, не сводя глаз с земли. И вот – прямо тут – маленький кустик. Он? Горошек? Я упала на колени, молясь только о том, чтобы это был он. Ну пусть это будет он, ну пожалуйста. Я разрывала сухую твёрдую землю ногтями, разрыхляла её, чтобы вытянуть корни неповреждёнными. Почему я сдуру не захватила лопатку и бутылку воды?
После добрых пяти минут работы я, пыхтя от напряжения, вытащила растеньице из земли. Корень почти не повреждён. Присела на корточки, выдохнула, стараясь не обращать внимания на боль в лодыжке. Мне бы отдохнуть подольше, но кто это так громко сопит прямо рядом со мной? И чудовищный запах. Я повернулась и увидела барсука.
Для девочки с больной ногой, несущей бесценное сокровище, я побила все рекорды бега.
Когда я домчалась до дома, Виола как раз вышла на веранду и звонила в колокольчик – ужин готов. У меня будут неприятности: мало того что опаздываю к ужину, ещё вся извозюкалась в земле. Опоздать к ужину – немалое преступление в нашем доме, но, если пойти в столовую не переодевшись, придётся объясняться и всё равно переодеваться, умываться и всё такое прочее. А горошек надо сразу же поставить в воду. Я нырнула обратно под деревья, обежала дом – и в лабораторию. Теперь точно опоздаю, от объяснений и наказаний не отвертеться.
В лаборатории было темно. Я нашла пустую банку и кувшин с водой. Наполнила банку, сунула туда горошек, от всей души надеясь: это он, тот, что нужно. Если не он, жить незачем. Может, сбегу из дома. Я вышла, стараясь припомнить, сколько денег у меня в жестянке под кроватью. Когда я последний раз считала, было двадцать семь центов – копила на ярмарку. На двадцать семь центов далеко не убежишь. Не поддавайся унынию, Кэлпурния. Это он, точно он.
Я открыла кухонную дверь. Виола как раз вынимала жаркое из печки. Сан-Хуана стояла наготове, чтобы отнести блюдо в столовую.
– Опоздала, – сказала Виола. – Мойся уж тут.
– Прости. Мама рассердилась?
– А то.
Я умылась в кухне под краном, стараясь щёткой оттереть землю из-под ногтей.
– Прости.
– Это ты уже говорила.
Я оглядела порванный, заляпанный грязью передник.
– Снимай, – скомандовала Виола. – Ничего не поделаешь. Ну, иди уж.
Я сняла передник и повесила его на крючок рядом с раковиной. Похромала в столовую, прячась за спиной у Сан-Хуаны. Я, кажется, даже постаралась хромать чуть-чуть сильней. Разговор за столом прекратился. Я, не поднимая глаз, пробормотала «простите» и села на место. Братья переводили взгляд с мамы на меня, с меня на маму – сейчас начнётся.
– Кэлпурния, ты опоздала. И почему хромаешь?
– Я провалилась в самую большую в мире барсучью нору. Похоже, повредила ногу. Простите за опоздание. Пожалуйста, простите. Еле-еле доковыляла, так болит.
– Поговорим после ужина.
Старшие братья занялись едой – теперь нет надежды на то, что мне хорошенько достанется у всех на глазах. Только Джим Боуи сказал:
– Привет, Кэлли, где ты пропадала? Я по тебе соскучился.
– Собирала растения, Джей Би, – я говорила так громко и весело, что и мама, и дедушка подняли головы. – А потом провалилась в барсучью нору. Может, даже сломала лодыжку.
– Дашь посмотреть? Я никогда не видел сломанной лодыжки.
– Потом, – пробормотала я.
Мама принялась за еду, но дедушка по-прежнему не сводил с меня глаз. Я чуть не расхохоталась.
– Джей Би, – обратилась я к братишке, – я нашла такое особое, совершенно особое растение. Да-да, особое. Оно теперь в лаборатории. Я тебе его потом покажу, если захочешь. И перестань играть с горошинами, когда ешь.
Краем глаза я следила за дедом. Он смотрел на меня не отрываясь. Мы приступили к жаркому. До бутылки портвейна оставалось ещё добрых полчаса, но дедушка совершил поступок, не имеющий прецедентов в Истории домашних ужинов. Он встал из-за стола, не дожидаясь портвейна. Вскочил, вытер бороду салфеткой и сказал:
– Прекрасный ужин, Маргарет, просто прекрасный. Прости меня великодушно.
Вышел через кухню, оставив всех в полном изумлении. Я услышала, как хлопнула кухонная дверь, прогрохотали по ступеням ботинки. В жизни такого ещё не было. Мама не могла понять, что происходит.
– Это твои затеи? – она строго глянула на меня.
– Я тут ни при чём, – и опустила глаза в тарелку.
– Альфред, – спросила она у папы, – дедушка Уолтер хорошо себя чувствует?
– Вроде да, – папа тоже не скрывал своего удивления.
Джим Боуи, пользуясь моментом, играл с горошинами, вместо того чтобы их есть, а потом сказал:
– Мама, пожалуйста, а мне можно выйти из-за…
– Конечно нет. Что за глупости.
– Но дедушка вышел из-за…
– Сейчас же прекрати, Джей Би.
Остаток ужина прошёл в молчании. В наказание меня оставили ещё битый час сидеть за столом. Все ушли, даже Сан-Хуана закончила уборку. Я пропустила светлячковое соревнование. Ну и ладно, не велика радость. Но и в лабораторию пойти нельзя – вот что меня убивало. Я вдруг осознала, что заламываю руки, а я-то считала, что такое бывает только в толстенных сентиментальных романах. Я вскочила на ноги и похромала на кухню прежде, чем затих бой часов. Виола кормила нашу домашнюю кошку Идабель, а Сан-Хуана мыла посуду.
– Эй! – крикнула мне вслед Виола, когда я грохнула кухонной дверью и выскочила наружу. На заднем крыльце, глядя в небо, сидел дедушка, покуривая сигару и поглаживая одну из тех кошек, что жили во дворе. Из кухни доносились знакомые звуки – Сан-Хуана грохотала посудой. Из темноты послышался крик неизвестной ночной птицы. Я замерла – вся моя жизнь висела на волоске.
– Кэлпурния, – позвал дедушка. – Какой чудный вечер. Посидишь со мной?
И я поняла, что теперь всё будет в порядке.
Глава 12
Научные изыскания
Найдётся немного людей, которые стали бы тщательно изучать внутренние и существенные органы и сравнивать их у многих особей одного и того же вида.
В субботу мы с дедушкой отправились в Локхарт. В двуколке. Я объяснила родителям, что мне надо в библиотеку, а дедушка ничего не объяснял, только велел Альберто запрягать. Несмотря на то что он больше не вмешивался в дела плантации, все к нему относились с невероятным почтением. Дедушкиным именем, как золотым ключиком, открывались многие двери, которые в противном случае для меня наверняка были бы закрыты.
