Драгоценный образец покоился в картонной коробке у меня на коленях, а дедушка держал вожжи. День был пасмурный, но я на всякий случай прикрывала себя и Растение маминым старым зонтиком от солнца. Растение уютно устроилось в маленьком глиняном горшочке для цветов. Дедушка сделал карандашом дырку в земле и поместил хрупкий зелёный стебелёк в новый дом. Мы полили его свежей колодезной водой. Как же я гордилась, что мне доверили его держать.
Я в ужасе заметила, что чем дольше мы едем, тем хуже выглядит наше Растеньице.
– Дедушка, оно… оно чуть-чуть… устало.
– Немудрено, – он, похоже, не особенно заволновался. – Бывает, мы же его выдернули из родной среды. Добавь немножко воды. Правда чудесный день для поездки?
День был и вправду чудесный. Я слегка успокоилась. Дед насвистывал что-то из Моцарта, потом запел грубоватую песню о пьяном матросе и о том, что с ним приключилось. Чтобы убить время, он разучил со мной слова.
В Локхарте мы подъехали к Фотографическому салону Хофера. Вывеска гласила: «Замечательные фотографии знаменательных событий». Мы вошли внутрь, и дедушка принялся втолковывать мистеру Хоферу, что нам, собственно говоря, нужно.
– Вы хотите, чтобы я сфотографировал растение? – недоумённо повторял мистер Хофер. Надеюсь, он умеет обращаться с камерой – уж больно медленно соображает. Дедушка снова объяснил, что мы хотим. Мистер Хофер недоумённо пожал плечами.
– Всё равно придётся взять с вас обычную плату. Каждый портрет – доллар.
– Идёт, – сразу же согласился дед. Мистер Хофер даже приуныл – небось сразу же пожалел, что не заломил особую цену за фотографию растений.
– Договорились. Проходите в студию. А ты, девочка, подожди тут.
– Ну нет, – возразил дедушка, – она неотъемлемая часть операции.
И мистер Хофер покорно повёл нас в помещение за плотными занавесями.
В задней комнате стояло несколько кресел и плетёная этажерка. Какие они все знакомые, мне даже жутко стало, но тут я сообразила, где уже видела все эти кресла – на многочисленных семейных фотографиях во множестве домов. Все же ходят к одному и тому же фотографу. Мистер Хофер порылся в ящике, и оттуда на свет появился гладкий белый бумажный лист. Потом он открыл другой ящик, нашёл там фотоальбом и вытащил из него лист шероховатой чёрной бумаги.
– Так? – спросил он дедушку. – Один снимок на белом фоне, другой на чёрном?
– Отлично.
– Хорошо, – мистер Хофер никак не мог осмыслить происходящее. – Это ваши деньги.
– Да, сэр, и скоро будут ваши, – весело пошутил дедушка.
Никогда ещё не видела его в таком хорошем настроении. И никакого виски, насколько мне известно. Он подмигнул, и я попыталась подмигнуть в ответ, но у меня никак не получалось подмигивать одним глазом, а мигать обоими очень глупо. Непременно надо научиться.
Мистер Хофер пришпилил белый лист бумаги к стене и поставил Растение на деревянный ящик. Он придвинул камеру и стал что-то подкручивать.
– Поближе, – скомандовал дедушка. – Все детали должны быть видны. Особенно этот листик, вот тот, что сбоку свисает.
– Этот? – удивился мистер Хофер. – Так вы его хотите снять?
– Именно-именно.
– Если я придвину камеру поближе, – нахмурился мистер Хофер, – резкости не будет. Дайте подумать!
Он посмотрел на Растение с одного боку, потом с другого.
– Нужно прибавить света с этой стороны. Тогда деталь будет на самом виду. И вспышка ещё подсветит ваш листочек.
Он подкатил прямо к Растению целую кучу соединённых между собой ламп и зажёг их, все девять разом. Поворачивал их так и сяк, пока не добился желаемого эффекта – свет шёл под нужным углом.
Он приник к объективу.
– Лучше не получится, – поглядел в объектив. – Но я заранее предупреждаю, вам придётся платить, даже если ничего хорошего не выйдет.
– Конечно, сэр, я понимаю.
По-моему, несправедливо, но дедушка на всё согласен.
– Даже если эта… висячая штука не выйдет.
– Договорились, – и дед полез в карман. – Давайте прямо сейчас заплачу.
– Ну нет, нет, я просто хотел предупредить.
Он наполнил лоток магниевым порошком и нырнул под чёрную накидку. Раздался тихий хлопок, и вся комната будто взорвалась ярким белым светом. На пару бесконечных секунд я словно ослепла.
– Не двигайтесь, пока зрение не вернётся, – предупредил фотограф, показываясь из-под накидки. – Одна леди споткнулась и чуть, чёрт её побери, не сломала ногу.
Он вынул пластину из камеры, обернулся и заметил меня.
– Простите, юная леди, мои выражения. Сделайте вид, что вы их не слышали, и, пожалуйста, не говорите вашей досточтимой матушке. Я сейчас вернусь.
Он взял пластинку и исчез в тёмной комнате. Мы слышали, как он там чем-то позвякивает и шуршит. Скоро он показался, держа деревянными щипцами непросохшую фотографию.
– Обычно я их мокрыми не показываю, но мне кажется, вам понравится, как получилось. Только не трогайте.
Мы посмотрели. Вот оно – Растение во всей своей красе, а у основания стебля – этот самый Чрезвычайно Важный Листик.
– Отлично, – улыбнулся дедушка. – Превосходная работа.
Мистер Хофер покраснел от удовольствия и скромно поклонился. Клянусь, будь он один, пустился бы в пляс.
– Вам понравилось? – смущённо пробормотал фотограф.
– Изумительно. Премного вам благодарен.
– Листик вышел невероятно чётко.
– Лучше быть не может. Давайте сделаем ещё один снимок.
Сдаётся мне, что мистер Хофер так бы и стоял тут весь день, упиваясь заслуженной похвалой за самый странный снимок в его жизни. Наконец он поместил горшок с Растением на фоне чёрной бумаги и повторил всё ещё раз. Я успела закрыть глаза перед вспышкой магния, но и под закрытыми веками всё равно взорвались искры фейерверка. Мистер Хофер, ожидая новых похвал, тут же принёс вторую фотографию. Теперь он чувствовал себя частью научного проекта и забросал дедушку вопросами о новых видах, Смитсоновском институте, Вашингтоне и тому подобном.
Я поставила Растение обратно в картонную коробку и уже собралась выходить.
– Подожди, – остановил меня дедушка. – Ещё одно фото, мистер Хофер, как вы думаете?
Он поставил Растение на затейливую плетёную этажерку.
– Кэлпурния, стань тут, а я стану с другой стороны.
Я расправила фартук, он пригладил бороду. Я выпрямилась и застыла в горделивой позе.
– Не дышите, – велел мистер Хофер. – Совсем не дышите. Раз, два, три.
На этот раз свет ударил нам прямо в лицо. Так и носорога можно с ног сбить. Весь мир стал белым-белым. Наверно, снег именно такой. Моё зрение вернулось в норму, как раз когда мистер Хофер вынырнул из тёмной комнаты. Он положил все три фотографии на стойку и уже хотел шлёпнуть в левом нижнем углу свой штамп «Замечательные портреты Хофера», как дедушка его остановил.
