«Мерс», набирая скорость, понесся прочь. Николай осторожно выглянул в заднее окно, но они были уже слишком далеко, чтобы разглядеть детали. Впрочем, выстрелы были слышны хорошо.
– Цел? – спокойно спросил Сворд.
Николай ощупал себя, оглядел. Если не считать раздавленной Дефером губы и Деферовой же крови, не очень заметной на черной рубашке, все нормально.
– Цел.
«Мерседес» перепрыгнул через деревянный мостик, взметнул облако пыли.
– Дефера убили,– сказал Николай.– И этого, черного…
– Ахура. Я видел.
Николай ощупал языком распухшую губу.
– Дефер меня поцеловал,– зачем-то сообщил он.
– Ну? Вообще-то он мальчиков помоложе любил! – Мучников фыркнул.– Так что у тебя никаких шансов не было, Шаман.
– Да нет, он меня перед смертью поцеловал. Это что-то значит, Сворд?
– Может, и значит. А может, и не значит. Когда тебя посадят, Шаман, лучше об этом помалкивай. А то из Шамана Машкой станешь.
– А с чего это вдруг меня посадят? – мрачно спросил Николай.
Сворд засмеялся.
– А что еще с тобой делать? – осведомился он.– Да ты не бойся. Расскажи, как ты своими учениками питался, и тебя сразу из «Крестов» в спецбольницу переведут. А годика через три выпустят, и ты опять сможешь кем-нибудь закусить.
– Никем я не закусывал! – обиделся Шаман.– Это же ритуал! Как Дефер говорил, так я и делал. Во славу Сатаны!
– Угу. Дефер большой был шутник!
Встречная машина мигнула фарами: впереди гаишная засада. Сворд сбавил скорость.
Николай подавленно молчал.
– Ладно, брат, не напрягайся,– миролюбиво произнес Мучников.– Я тоже большой шутник. На, причеши патлы, а то на бомжа похож! – он протянул Николаю расческу.
Через четверть часа «мерседес» уже ехал по городу.
– Куда тебя подбросить? – спросил Сворд.
– Домой.
– Не советую. Пришьют.
– Тогда не знаю,– растерянно проговорил Николай.
Мучников остановил машину.
– Вылезай,– скомандовал он.
– А как же…
– Мы благотворительностью не занимается!
– Но…
Сворд повернулся к нему, похлопал по щеке.
– Погуляй до вечера, Шаман. Если дотянешь до вечера, позвони мне на мобильник, вот номер. Прояви себя, Шаман, и я вытяну тебя из говна! А сейчас – вылезай, мне некогда.
Николай покорно вылез на улицу. Отряхнул джинсы, огляделся.
– Красивый, купи рубашку! – к нему подкатилась цыганистого вида женщина.– Хорошая рубашка, английская! – Развернула перед ним черную плотную рубашку без рукавов.
– Сколько?
– Триста.
– Давай.
Цыганка достала из сумки целлофановый пакет.
Николай вскрыл его, достал продукцию, усмехнулся. Вмиг вернулась прежняя уверенность. Он дернул ткань, и сметанный от руки шов тут же разошелся.
– Ты что делаешь, а? – злым шепотом спросила цыганка.
Николай, не отвечая, бросил рубашку на сумку, стянул через голову свою собственную. Торговка уставилась на кулон из черного серебра на его тощей груди. Глаза цыганки округлились. Николай повесил ей на плечо старую рубашку, вынул из рук растерявшейся торговки «образец», надел, достал кошелек…
– Не надо мне твоих денег! – прошипела цыганка.– Смерть на тебе, и за тобой – смерть! – Она стряхнула на асфальт рубашку Николая и ту, которую он разорвал, трижды сплюнула и быстро засеменила прочь.
Николай усмехнулся, подобрал одежду, скатал. Из кармана рубашки выпала расческа Сворда. Дорогая, с золотой надписью готическим шрифтом. Николай поднял ее и спрятал в карман, остальное запихнул в урну.
Нет, прощальный поцелуй Дефера наверняка что-то значил. Николай Пархисенко определенно чувствовал, что сила его умножилась. Цыганка – знамение. Наверняка не последнее. Скоро он перестанет быть Шаманом. Имя его будет… Сатана подскажет.
Николай дошел до метро, спустился вниз, махнув перед контролершей пустой ладонью, сел на идущий к центру поезд, огляделся… и вздрогнул. Вот оно, второе знамение!
В соседнем вагоне, в каких то пяти-шести метрах от сатаниста, жались друг к другу двое. Очень знакомая парочка. Юра и Даша.
Глава седьмая
По случайному совпадению Кошатник, как и его везучий наставник, в этот день отправился за город. Правда, не в комфортабельном «мерседесе», а скромно, на электричке.
Кошатник успешно, то есть без контролеров, доехал до нужной станции, купил на сэкономленные деньги бутылочку пива и двинулся пешком по знакомой дороге через поселок, в лес. Кошатник направлялся в лес не потому, что ему захотелось ягод, и не с оздоровительными целями. На здоровье Кошатник и так не жаловался, а то, за чем он шел, было предназначено не для восстановления здоровья, а скорее – наоборот. Настроение у Кошатника было неважное. Во-первых, он не любил жару, а во-вторых – достало все до предела. Особенно достал лидер Николаша. Чтобы разобраться с жарой, Кошатник стянул куртку и майку и обмотал вокруг пояса – заодно и нож прикрыл. Разобраться с Колькой сложнее, чем с жарой. Но у Кошатника была одна идейка. Поэтому он и приехал в лес.
Было еще утро. Пели птички, стрекотали кузнечики, порхали бабочки…
К природе Кошатник, дитя пьяной городской коммуналки, был равнодушен. Все эти чириканья, все эти комары-мошки его не радовали, а раздражали. Так же, как и солнце. Это было правильно. «Я – сатанист,– думал Кошатник.– Ночь, тьма и смерть – мне. Остальное – овечкам боженьки».
Напевающий девичий голосок Кошатник услышал издали. И сразу же сошел с тропки и спрятался в малиннике. Оскалившись в предвкушении, он замер, ожидая. Если девка одна…
Одна. Через минуту Кошатник увидел мелькающую между стволами красную косынку. Пение стало громче. Кошатник дождался, пока девчонка поравняется с кустами,– и выскочил на тропу.
Певшая вскрикнула, отскочила назад – здорово испугалась.
Тут Кошатник понял, что ошибся. Звонкий голос обманул. Это была не девка, а взрослая тетка лет под тридцать, в купальнике с пляжной сумкой через плечо.
Сначала Кошатник заколебался, хотел свалить, а потом решил: а какая, на хрен, разница? И оскалился злобно и угрожающе – вылитый волчонок.
Между тем, пока он размышлял, тетка оправилась от испуга и засмеялась:
– Тебе чего, мальчик?
– Сейчас узнаешь,– пообещал Кошатник и наработанным движением выхватил нож. То есть хотел выхватить его ловко и молниеносно, но запутался в обмотанных вокруг пояса тряпках, и вместо стремительного выхватывания получилось долгое и некрасивое выковыривание.
