Говоря правду, мы раскрываем те стороны нашей личности, которые хотели бы улучшить, но не смогли. Помню, как в выпускном классе средней школы мне поручили выступить с прощальной речью. Я отказался, сославшись на то, что такой чести должен быть удостоен выпускник, проучившийся в школе дольше меня. Но я солгал. Правда была в том, что я до смерти боялся публичных выступлений и всеми способами старался уклониться от них. Тогда я был не готов признать этот факт, а моя ложь позволяла не признавать его еще многие годы. Но если бы я тогда сказал директору школы правду, возможно, он переубедил бы меня и я потом не упустил бы каких-то важных вещей в жизни из-за своей робости.
Два вида лжи
Этические прегрешения, как правило, подразделяются на две категории: дурные поступки, которые мы совершили (действие), и хорошие поступки, которые мы не совершили (бездействие). Первые мы обычно осуждаем куда суровей, чем вторые. По какой причине мы поступаем так – неизвестно, но разгадка определенно связана со значимостью, которую мы придаем человеческой энергии и намерению. Любое действие требует энергии, и самые нравственные поступки делаются с сознательным намерением. А невозможность что-либо совершить может объясняться обычным стечением обстоятельств, требующих энергии на исправление. Разница очень важна. Одно дело залезть в кассу и украсть 100 долларов и совсем другое – не вернуть 100 долларов, полученных по ошибке. Мы считаем оба деяния достойными порицания, но только первое предполагает намеренные усилия. Нет нужды говорить, что, обойдись возврат 100 долларов дороже, чем эти самые 100 долларов, мало кто из нас стал бы упрекать того, кто решил оставить деньги себе
[7]
.
Точно так же дело обстоит и с ложью. Лгать о возрасте, семейном положении или карьере – это одно, а не исправить ложное впечатление – совсем другое. Меня, например, иногда называют не «нейробиологом», а «неврологом», коим я не являюсь. У неврологов медицинские образование, и специализируются они на нарушениях мозга и расстройствах нервной системы. Нейробиологи получают степень доктора наук и занимаются научными исследованиями. Я не доктор медицины, не имею опыта клинической работы и никогда не претендовал на звание невролога. Но при этом я не считаю своей этической обязанностью каждый раз исправлять путаницу в терминологии. (Поиск в Google по словам «Сэм Харрис» и «невролог» доказывает, что на это потребовалось бы слишком много сил.) Если же убежденность в том, что я невролог, кому-нибудь когда-нибудь навредит или поспособствует моей выгоде и на меня падет вина за недомолвку, то тогда с этической точки зрения для меня будет важно прояснить данный вопрос. Тем не менее мало кто сочтет равнозначными мои ложные притязания на звание невролога и то, что я не опровергаю ошибочных представлений о себе.
При обсуждении феномена лжи я в большинстве случаев буду акцентировать внимание на откровенном обмане: то есть лжи в чистом виде, имеющей далеко идущие последствия. Однако многое из того, что я буду говорить, имеет отношение к «замалчивающей» лжи и обману в общем. Также я остановлюсь на так называемой «белой лжи», «лжи во благо», с помощью которой мы обычно пытаемся пощадить чувства окружающих. Именно такая ложь привлекает нас больше всего, и именно к ней прибегают добродетельные люди, убеждая себя в том, что все равно остаются хорошими.
Белая ложь
Вам когда-нибудь вручали ужасные подарки? Мне доводилось их получать. Вот я разворачиваю нарядную обертку в радостном предвкушении. Наконец подарок от подруги у меня в руках. Дальше между нами мог произойти вот такой диалог:
– Ооо…
– Нравится?
– Очень здорово. Где купила?
– В Бангкоке. Тебе нравится?
– Когда ты успела побывать в Бангкоке?
– На Рождество. Тебе нравится?
– Да… Конечно. А где еще ты была в Таиланде?
Если бы этот разговор состоялся между нами на самом деле, к этому моменту я бы уже покрылся холодным потом: согласитесь, ситуация щекотливая. Вообще-то я научился быть честным, даже когда меня застигают врасплох. Не всегда мне удается преподнести правду в том виде, в каком хотелось бы собеседнику. Но одно из преимуществ честности – возможность постоянного совершенствования: если ляпнуть сгоряча какую-нибудь глупость, то всегда можно это поправить. Я предпочитаю прослыть бестактным и даже грубым, но не лжецом.
Поэтому на самом деле у нас с подругой произошел вот такой разговор:
– Ооо… Это нужно надевать или вешать на стену?
– Это нужно носить. Она очень теплая. Тебе нравится?
– Знаешь, я очень тронут, что ты позаботилась обо мне, но я не смогу это носить. У меня другой стиль, нечто среднее между скучным и очень скучным.
Такой ответ устраивает меня гораздо больше. Возможно, без некоторой эвфемистичности тут не обошлось, но в общем и целом против правды я не погрешил. Я честно дал понять подруге, что при следующей встрече она вряд ли увидит меня облаченным в ее подарок. Я также предоставил ей возможность оставить эту вещь себе или осчастливить ею кого-нибудь из тех друзей, кому она действительно понравится.
Наверное, некоторые читатели уже начали подозревать, что я предлагаю им вернуться к несоциализированности, свойственной маленьким детям. Ведь дети не подозревают о белой лжи лет примерно до четырех. А потом к ним приходит доставшееся дорогой ценой понимание ментального состояния других людей
[8]
. Но у нас нет оснований полагать, будто навыки социального общения, формирующиеся у таких приматов, как люди, в 11 лет, в будущем гарантируют прекрасные отношения с себе подобными. Более того, существует множество доказательств того, что мы должны «перерасти» ложь, чтобы затем выстроить вокруг себя гармоничный мир.
Чем плоха белая ложь? Во-первых, как ни крути, это все-таки обман. И он влечет за собой все проблемы, вызванные нашей неискренностью. Откровенность, честность, открытость, взаимопонимание – эти и другие источники нравственного богатства осушаются в тот самый момент, когда мы намеренно искажаем свои убеждения. И не важно, поймали нас при этом на лжи или нет.
