— Про себя я отвечу на любой вопрос. А про задание Гоменского, не обессудь, пусть рассказывает сам Гоменский, если сочтет нужным.
— Типа, ты у него доверенное лицо? Обжиться здесь решил?
— При всем желании не получится, — вздохнул я. — В учебке дело к экзаменам идет. Если бы не клуб, был бы там уже. Как закончим, так и сдернут.
Зверюга Назар был обезоружен моим доверительным тоном, не придумал до чего докопаться и сказал:
— Ну-ну. Иди, выполняй задание Гоменского.
Я не заставил себя упрашивать и был таков. Правда, до дочки Гоменского у меня было запланировано еще одно дельце, поинтереснее. Зря я, что ли, добился свободного выхода за пределы госпиталя?
В отделении связи, на мое счастье, не было очереди. И Москву дали быстро. Конечно, я не рассчитывал застать дома дядю Васю, но надеялся на племянницу. В будний день, думал, Надька должна быть дома, а не на даче. Не ошибся, услышал в трубке знакомый голосок.
— Здравствуй, Надя. Это я, твой дядя Олег. Ты научилась играть в бадминтон?
— Ой! Здравствуй, дядя Олег! — с иронией откликнулась племянница. «Дядей» она меня называла только в шутку. Хотя реально я был самым настоящим дядей. Кто скажет, что тетей… ну, все знают, что пусть сделает. — Еще неизвестно, кому учиться надо!
— Всем, — примирительно сказал я, — извини, Надя, нет времени. Ты вообще хоть знаешь, что я в армии служу? Мы с твоим отцом — коллеги нынче. Или лучше сказать — сослуживцы.
— Ты что, в Москве?!
— Ну, нет. За шесть с половиной тысяч кэ-мэ от столицы. У нас уже день, а у вас еще утро… А дядя Вася дома? Нет? Я так и думал. Во сколько он на обед приезжает? Мне надо с ним поговорить. Очень.
Надежда ответила, я сказал, что постараюсь перезвонить, глянул на часы — еще две минуты разговора оставалось в запасе.
— На дачу ездите? Да? Слушай, хотел спросить, кто ваши соседи? Помнишь, у них еще свадьба была?
— Это у сыночка, у Шнапса.
— Шнапса?
— Ну да. Они — Шнапаевы, вот сынка по фамилии прозвали. Тот еще крендель! Типа, художник. Ты рисуешь в сто раз лучше, он же только тусуется в богеме да пьянствует. А жена от него сбежала. Обратно, в свою Сибирь, в Читу, уехала.
— Чита — это не просто Сибирь, это Забайкалье… — машинально уточнил я. — А почему жена сбежала так быстро?
— Да он гуляка! Нет, сам-то говорит, не сбежала, а уехала монастырь какой-то рисовать… Она, типа, тоже художница… Но девчонки уверяют, брехня! Просто вернулась на родину.
— Ее ведь Люсей звали? — бухнул я.
— Почему Люсей? Маринкой. Веселая баба! Зажигала здесь — будь здоров… — тут нас разъединили.
После разговора с племянницей у меня осталось два вопроса: первый — не слишком ли много у нас художников развелось? Собственная уникальность тает на глазах. Куда ни плюнь… С другой стороны, патриота Смелкова не может не радовать, что родина богата талантами… Второй вопрос — чего же это Маринка сбежала от гуляки мужа, если сама тоже любит зажигать?.. Ладно, это все ерунда. Главное, чтобы племянница не забыла донести до дядьки, что вечером постараюсь созвониться с ним. Придется исхитриться!
Интересно, еще задумался я, что Маринка отправилась не куда-нибудь, а в Читу, и здесь появился ее двойник по имени Люция, только не курит и не замужем, — совпадение? Может, мне лишь показалось, что Люция очень похожа на московское видение?..
Лиза Гоменская, было видно, преисполнилась желанием раскусить меня. Столько любопытства и живости я наблюдал у щенка, нашедшего в парке ежика. Кто послушал бы со стороны наш разговор с Наутилусом Помпилиусом — это был полный бред.
— А ты давно рисуешь?
— С детства. Как только выучился под стол пешком ходить, сразу давай рисовать!
— Под столом рисовать нечего, — засомневалась Лиза. — Там только ноги.
Очевидно, она поделилась воспоминанием своего детства.
— Ты права. Рисовать ноги только в армии хочется. Некоторые так и делают… В детстве я с картинок срисовывал.
— А я с детства пою! — похвасталась она. И, ничуть не смущаясь, а, напротив, желая меня смутить, запела:
А-а! В Африке горы вот такой вышины!
А-а! В Африке реки вот такой ширины!..
Хорошо пропела.
— Здорово! — похвалил я. — Неудивительно. Если бы у меня был папа майор, вполне возможно, я бы тоже у него запел! «Вы у меня еще запоете!» — любимое выражение офицера.
— А кто у тебя папа?
— Журналист. В газете работает. И художник. Я — в него.
— А мама?
— Преподает в университете.
— А моя мама работает в «Интуристе». Ездит в капстраны даже…
— Она, наверное, джинсы тебе привозит, настоящие, «Ли» или «Вранглер»? И — жвачку. И все подружки тебе завидуют.
— А то! Хочешь жвачки?
— Еще бы! Кто же не хочет?
Моя натурщица тут же спрыгнула с табуретки, ускакала и принесла целую пачку пластинок.
— Держи.
— Я пошутил, — смутился я. — Спасибо.
— Нет уж, бери! Джинсы я тебе не подарю. Они женские, «Левис Страус».
— Мне такие и не подошли бы — «Страус». Никогда не любил прятать голову в песок!
Мне не требовалось, чтобы она сидела ровно. Больше хотелось присмотреться к ней, понять. Посадить неподвижно, думал, успею, если надо будет. Лиза рассмотрела мои наброски, когда стал собираться обратно в госпиталь.
— Ух, ты! Здорово! Какая я тут везде разная!
— Ты — девушка-головоломка, — польстил я ей. — Тебе в университет надо поступать. Там все такие.
— Какие?
— Талантливые хулиганы. Во всем простом стараются увидеть необыкновенное… Даже в мычании.
— А в твоей художественной школе какие были?
— Я не учился в художественной школе, лишь брал частные уроки. Я учился в политехе. Простой технарь. У меня друг в университете учился, я часто там бывал на дискотеках, в ДНД с ним ходил дежурить, а он — со мной… Сегодня работа спорится. — Я потряс рисунками. — Надо ловить вдохновение. Если получится, вечером еще приду. Ты не против?
Она была не против. Насчет вдохновения я соврал лишь отчасти. Оно действительно присутствовало, но к рисованию относилось косвенно. Мне требовалось еще раз побывать на переговорном.
— Оле-ежек! — пропел голос дяди Васи в телефонной трубке — сочный, начальственный. Все-таки должность накладывает отпечаток. — Ну, здравствуй, здравствуй! Когда отец сказал мне, что от службы не бежишь, признаюсь, еще больше тебя зауважал.
— Не хотелось подводить вас с папой. Стали бы шушукаться за спиной — пристроили оболтуса…
