Ефимов чувствовал себя уставшим, но вполне довольным самим собой. Это восхождение далось ему едва ли не легче всех предыдущих. Все же целый день почти непрерывного движения и холод вершины напоминали о себе. Сергею хотелось есть и пить.
Сейчас надо бы вскипятить воду, сыпануть в нее пару ложек кофе, добавить сахара так, чтобы было очень сладко, но не приторно, все это как следует размешать. Потом сесть на коврик, привалиться спиной к дереву и пить медленно маленькими глоточками, растягивая удовольствие. Затем, когда кружка наполовину опустеет, разогреть на газовой горелке пайковые тефтели, от души добавить в них майонеза, тщательно перемешать и начать кушать с хлебом, поджаренным на костре, сдобренным легким запахом дымка.
Но прежде чем осуществить эти желания, Ефимов дошел до своей одноместной палатки и вытащил оттуда запасную одежду. Он встал на коврик, стянул с себя белье, влажное от пота, и переоделся в сухое. Только после этого он вернулся к костру и занялся приготовлением кофе.
— Как восхождение? — Рядом приземлился Трясогузкин, наверное, хорошо выспавшийся за день.
— Нормально, Миша, холодно только наверху было. Боялся, что пообмораживаемся. Но вроде бы обошлось, никто не жаловался.
— А мы тут поработали, дров припасли. — Трясогузкин показал рукой на огромную кучу, состоявшую из веток, палок, досок и прочего добра, вполне пригодного для костра.
— Это хорошо, — сказал Сергей и сделал маленький глоток кофе.
— Всю ночь можно жечь.
— Нет, я спать. Без задних ног дрыхнуть буду. Оружия нет, имущества ценного с собой тоже не имеется, посему охранения выставлять не надо. Тишь, гладь, божья благодать. Сейчас поем и завалюсь баиньки.
— А я посижу. Спать не хочется, днем оторвался, — признался Михаил. — Мы, как только дров натаскали, прикемарили немного. Парочку-троечку часов.
— Правильно сделали. — Сергей поставил на огонь банку с тефтелями, достал ломоть хлеба, нанизал его на специально приготовленную длинную сухую ветку. — Слава! — окликнул он Уткина, стоявшего у костра. — Поджарь, пожалуйста.
— Давайте я, товарищ старший прапорщик, — опередив Вячеслава, откликнулся Зудов.
Ефимов протянул ему импровизированный шампур. Пару минут спустя Сашка возвратил его.
Сергей благодарно приложил руку к сердцу и заявил:
— Премного благодарен! — Это у него получилось чуть картинно, зато вполне искренне.
— Товарищ старший прапорщик, разрешите присесть рядом? — спросил Зудов и улыбнулся.
— Садись, Саша.
— Товарищ старший прапорщик…
— Слушаю. — Ефимов понял, что насладиться покоем не получится. — Кофе будешь?
— Нет, товарищ старший прапорщик, спасибо. Я вот что хочу спросить. — Парень вздохнул и вдруг выдал: — Вы в Бога верите?
— Как тебе сказать… — Ефимов задумался. — Пожалуй, да. Саша, в Бога я скорее верю, чем нет. А вот в церковь, причем не только нашу — не очень. Беда в том, что многие негодяи считают, что от Бога можно откупиться, принеся в церковь денежку.
— Убил — заплати и будешь святой, — сыронизировал старший лейтенант, слушавший их разговор.
— Товарищ старший прапорщик, я вас почему спросил? Говорят, на войне атеистов нет.
— Может, и нет, только вера — она разная бывает. Я, например, не считаю нашего Бога мелочным субъектом, который требует ежедневных поклонений себе. Я лично понимаю это так: молитва должна идти к Богу только в большой нужде, а благодарность — проистекать от души. Достаточно нескольких слов. «Слава Богу» — зачастую чуть ли не самая лучшая молитва и благодарность. Я видел, как солдат после боя неистово целовал крест и повторял эти слова. Уверен, если Бог есть, то эта благодарность была услышана Им. Есть вера не только в Бога, но и в правду, в светлое будущее, в то, что ценой твоей жизни ты можешь спасти много других. Хотя одно не исключает другого.
— А вы когда-нибудь молились? По-настоящему?
Ефимов на секунду смутился, затем мягко толкнул Зудова в плечо и заявил:
— Шел бы ты отсюда, болтун. Достал уже! — Старший прапорщик выдавил из себя кислую улыбку. — Дай кофе хоть допить, а то холодный уже.
Сашка ушел, а Ефимов, словно не решаясь быть искренним даже сам с собой, уткнулся лицом в кружку. Он не хотел раскрывать душу кому бы то ни было.
Да, Сергей молился не единожды. Но истово, до горячих слез — только один-единственный раз в жизни. Это произошло несколько лет назад, но он помнил все совершенно отчетливо, будто беда случилась только вчера.
Сугробы перекрыли дороги. Новый год через час, но никто не накрывал столы, а из детской доносились хриплые стоны. У Сергея, сидевшего в кресле, ныло сердце. Супруга прикорнула на диване, а он напряженно вслушивался. Когда ему чудилось, что дыхание кого-то из малышей оборвалось, он входил в детскую, опускался на колени и подолгу прислушивался, холодея от страха.
Соседка-докторша поставила обоим детям жуткий диагноз — воспаление легких. Лекарств у нее при себе почти не было. Следовало бы отвезти сына и дочь в больницу, но дороги занесло, а метель все усиливалась. Он донес бы их на руках, но ветер и холод!.. Ефимов не рискнул и теперь жалел об этом. Там врачи, а здесь только он, супруга и завывание ветра. Никогда в жизни Сергей не испытывал такого отчаяния.
Пробило полночь. Он прошел в сени, не чувствуя холода, выбрался на улицу.
— Боже, помоги нам! — взмолился молодой отец. — Господи, только не дети! — Ефимов упал на колени, уткнулся лицом в сугроб.
Он рыдал и молил, взывал к милосердию. Сколько прошло времени, Сергей не знал, вернулся в дом, к детям, только тогда, когда выплакал все слезы, сел в кресло да так и оставался в нем до тех пор, покуда не начало светать.
Первые блики зари озарили стекла заледеневших окон. Тогда Сергей встал, вошел в детскую, опустился на колени, прислушался, потрогал ладонями маленькие лобики и облегченно вздохнул.
Слава Богу!
За ночь произошла благотворная перемена. Жар у детей спал, дыхание выровнялось.
Слава Богу!
Сергей поднялся с коленей, вышел на улицу.
Метель стихла, он повернулся лицом к поднимавшемуся солнцу и прошептал:
— Спасибо тебе, Господи! Спасибо!..
Кофе кончился. Воспоминания разбередили душу. Есть Ефимову уже не хотелось.
— Миша, тефтели будешь?
— Спасибо, я перекусил, — отказался тот.
— Саша, а ты? — обратился Сергей к Зудову.
— Нет, спасибо, я вон с пацанами уже каши навернул.
— Ребята, кто тефтели будет? — предложил он уже гораздо громче.
— Товарищ старший прапорщик, давайте мне! — откликнулся Уткин.
— Держи.
— Спасибо!
