– Пошли вон, грязные евреи! – закричал Штайнер. Он всегда так обращался к узникам.
Все пятнадцать узников исчезли, словно летний утренний туман. Потом Штайнер подошел ко мне. Я почувствовал резкий запах гнилых зубов и табака. От него всегда так пахло. Я стоял, дрожа от страха, в ожидании своей участи.
– Ты должен выполнить одну работу, грязный еврей! – прокричал он. – Командир хочет, чтобы ты изготовил для него скульптуру.
Я стоял неподвижно, боясь пошевелиться. Олер и Зальман застыли у меня за спиной. Так они чувствовали себя в большей безопасности.
– Он хочет, чтобы ты сделал копию этой скульптуры, грязная свинья! – прокричал он.
Я услышал, как просвистела плеть Штайнера, и мой правый глаз залила кровь. Моя бровь была рассечена. Штайнер ударил меня, чтобы я поднял глаза и взглянул на то, что он мне показывал. Это была обыкновенная открытка. Я сразу же узнал статую «Мадонна с младенцем» Микеланджело. Я понял, что эта работа означает для меня смертный приговор. Скопировать скульптуру по фотографии просто невозможно.
– Ты понял, что от тебя требуется, грязный еврей? – прорычал Штайнер.
– Да, герр Штайнер, – прошептал я.
Рукоять его плети уперлась мне в подбородок, и голова моя откинулась назад. Штайнер некоторое время не отрываясь смотрел мне в глаза. Его жестокий взгляд так напугал меня, что я не мог пошевелиться.
– Комендант дает тебе три месяца на изготовление скульптуры, – цинично усмехнувшись, проговорил Штайнер и хлопнул меня по плечу.
Штайнер направился к двери. Мы стояли, не смея пошевелиться, пока его шаги окончательно не стихли. Первым вышел из оцепенения Олер. Он приблизился к куску мрамора и нежно погладил его неровную поверхность.
– У них нет оригинала, поэтому они точно не знают, как должна выглядеть скульптура. А значит, мы легко сможем обмануть их, – заметил Олер.
Двадцать два месяца фашистского террора не сломили его. И за эти страшные дни он не утратил присущего ему оптимизма. Казалась, возложенная на нас миссия даже заинтриговала его.
– Такая возможность выпадает не каждый день, Майер. Знаешь, сколько стоит каррарский мрамор? До войны ты мог о нем только мечтать, – сказал он. В голосе его проскользнула легкая насмешка.
Молчаливый Зальман редко принимал участие в наших с Олером разговорах. Но теперь и он кивнул в знак согласия.
– Ходят слухи, что союзники уже подошли к Брюсселю, – сообщил Зальман. – Еще не известно, что будет через три месяца. Может, к этому времени нас освободят, и мы забудем все, что произошло с нами здесь, как страшный сон. А пока посмотрим, что мы сможем сделать.
Но через три дня нам доставили настоящую скульптуру. Я не мог поверить своим глазам. Скульптура потрясла меня. Я окончательно убедился в том, что Штайнер возложил на нас непосильную задачу. К счастью, Зальман и Олер всячески поддерживали меня и не давали пасть духом. Зальман помогал мне в изготовлении статуи, а Олер полировал мрамор, когда мы заканчивали определенный этап работы. Штайнер каждый день приходил к нам, чтобы проверить, как продвигается дело. К счастью, в этот период он был с нами не столь жесток, как раньше.
– Работайте быстрее, – говорил он нам, и мы были рады, что каждый день можем продемонстрировать ему результат.
Мы работали по восемнадцать часов в сутки, и через семь недель наша скульптура стала походить на оригинал – на настоящую «Мадонну» Микеланджело. Во всяком случае, так думали Олер и Зальман. Еще никогда никто из нас не работал с такой страстью, с таким рвением. В нашей статуе появилось какое-то мрачное очарование. До нас дошли слухи о том, что американцы высадились на Рейне, и это известие придало нам силы, у нас появилась надежда на освобождение. Но стоило нам немного успокоиться и дать себе небольшие послабления в работе, начался настоящий кошмар. Казалось, сам ад обрушился на нас.
Однажды утром к нам пришел Штайнер. В бешенстве он набросился на Олера и принялся бить его ногами. Я никогда не мог понять, как Олер смог выжить после этого страшного избиения.
– Ленивые евреи! Вы должны закончить работу над скульптурой через две недели! А у вас еще ничего не готово. Что это за уродство? Сколько же ненависти нужно питать к Богоматери, чтобы сделать ее такой отталкивающей! – кричал Штайнер. Он был так взбешен, что на губах его показалась пена.
Мы были потрясены. Ведь Штайнер дал нам на изготовление статуи целых три месяца, и у нас впереди было еще много времени. А теперь… Возможно, Штайнер так разозлился из-за того, что союзники высадились на Рейне.
– Это мать Господа нашего Иисуса Христа. Понимаете вы это? Иисуса Христа, которого вы, носатые ублюдки, распяли на кресте! – продолжал разоряться Штайнер.
Он набросился на Зальмана Розенталя и бил его до тех пор, пока тот не свалился без чувств на залитый кровью пол. А потом пришла моя очередь. Я смотрел в глаза Штайнера, во взгляде которых читалась нечеловеческая жестокость и такой же нечеловеческий ужас. Я молился и старался достойно принять это испытание. Иисус тоже страдал, но смог вынести это. Ведь страдало его тело, а не душа. Немцы никогда не смогут понять все величие Иисуса Христа. Для них Бог всегда был чем-то вроде фокусника, исполнителя желаний. Они ждали от него материальных благ, помощи в земных делах и денежного благополучия. Они никогда не поймут, что Бог – это прежде всего любовь. Бог учит нас добру, человечности и смирению. И потому я не чувствовал ни ненависти, ни злобы к Штайнеру, который безжалостно обрушивал на меня свои удары.
– Начиная с завтрашнего дня я буду казнить по пять евреев ежедневно до тех пор, пока вы не закончите работу над статуей, – сказал Штайнер и наконец-то ушел.
Мы продолжали работу над скульптурой. Поначалу Олер пробовал нам помогать, но у него почти совсем не осталось сил. Хрупкий художник угасал на глазах и умер перед тем, как нас перевезли в Аушвитц. Теперь вся тяжесть работы легла на нас с Зальманом. Мы работали по двадцать часов, и каждый новый день уносил по пять человеческих жизней. Наконец в ночь на 25 декабря мы закончили работу. Мы очень торопились, – хотели все завершить до рассвета и тем самым спасти жизни ни в чем не повинных людей.
Когда к нам заглянул Штайнер, мы с гордостью продемонстрировали ему скульптуру.
– Ах вы, грязные ублюдки, – проворчал он. – Вы нарочно закончили работу до рассвета, чтобы… Но как бы там ни было, сегодня Рождество и…»
– Проклятый народ! – Ван-Ин тряхнул головой, чтобы прогнать страшные картины. – И эти люди ездят на «фольксвагенах» и пьют немецкое пиво…
– Теперь понятно, откуда на фото «Мадонны» Микеланджело взялся лаконос, – сказал Версавел. – Фиддл перевез настоящую статую в Южную Америку, а в церковь Богоматери поставили копию.
Ван-Ин отложил факс.
– Майер Френкель, – задыхаясь, проговорил он. – Майер Френкель. Теперь понятно, что значат эти инициалы «М. Ф.». «Майер Френкель», а не «Mia Florentina».
