– Вот Клио, муза истории. Ее символы и атрибуты – труба героя и клепсидра
[34]
. Это Эвтерпа, муза флейты, и ты можешь увидеть в ее руках этот инструмент. А вот и Талия, муза комедии, ее символ – маска комедианта. Мельпомена, муза трагедии. Ее атрибуты – трагическая маска и палица Геркулеса. Терпсихора, она покровительствует танцу, ее символ – кифара. А это Эрато, муза любовной лирики; это единственная из муз, у кого нет ни символа, ни атрибутов, ни особой позы. Полигимния, муза героических гимнов, но также покровительница мимов; она прикасается пальцем к губам, словно призывая нас остановиться и задуматься о высоком. Урания, в ее руках астрономия, ее атрибуты – карта небесного свода и звездного неба и компас. И, наконец, самая великая из всех – Каллиопа. Муза эпической поэзии и красноречия, у нее в руках стило и таблицы для письма.
Все музы были изображены стоящими, за исключением Клио и Урании. До того дня я никогда не обращал на них того внимания, которого они заслуживали, поскольку моя жизнь проходила в основном во времена гражданской войны и вооруженных столкновений, не слишком подходящие для занятий изящными искусствами. Но этот рассказ я помню до сих пор, и когда ноги случайно приводят меня к их храму поблизости от Цирка Фламиния, я не упускаю возможности добавить благовоний в курильницы перед их статуями.
Я поблагодарил жреца, выразив ему свою глубокую признательность за эту исчерпывающую лекцию. Наша встреча была совершенно случайной, но я почему-то был уверен, что не забуду ее до конца своих дней. Когда я уходил из храма, мне даже показалось странным, что вне его стен все оставалось точно таким же, каким я его оставил. Через несколько минут Юлия и Амфитрион вышли из Библиотеки, и моя невеста кинула на меня удивленный и немного странноватый взгляд.
– Ты что, пьян? – спросила она. – Несколько рановато.
– Всего одна чаша, клянусь тебе, – пробормотал я, думая о своем.
– Тогда почему у тебя такой странный вид?
– Сенатор выглядит как человек, только что получивший откровение богов, – очень серьезно заявил Амфитрион. – Так оно и было, не правда ли?
– Нет, – поспешно возразил я. – По крайней мере, я так не думаю. Юлия, поехали обратно в посольство.
– Но я хотела еще тут посмотреть… – начала было она, но быстро добавила: – Пожалуй, ты прав, нам и впрямь лучше как можно быстрее попасть в посольство.
Мы поблагодарили Амфитриона и вернулись к своим носилкам. Я пытался как-то скрыть свое состояние, болтая о чем-то несерьезном, и Юлия вскоре принялась рассказывать о гигантской коллекции книг, чего было бы вполне достаточно, чтобы весь город пропах папирусом. Я пообещал на следующий день показать ей Панеум. Я уже побывал там раньше и не ожидал встретить там никаких странностей и неожиданностей.
– Да, кстати! – вдруг вспомнила что-то Юлия. – Амфитрион пригласил нас на банкет! Он будет дан завтра вечером в Мусейоне. Это ежегодное мероприятие в честь дня его основания.
– Ну, нет! – застонал я. – А отказаться было нельзя? Чего мне меньше всего хочется, так это торчать на банкете среди высокомудрых мужей и с трудом выслушивать возвышенные речи людей, которые не имеют понятия о том, как проводить время и развлекаться.
– Там будет Береника, – с упорством ребенка продолжала настаивать Юлия. – И она непременно захочет, чтобы и мы с Фаустой тоже там присутствовали. А ты можешь поступать, как тебе угодно.
Я отлично понимал, что означает ее тон.
– Да, конечно, моя дорогая, я тоже туда пойду. А где, кстати, Фауста?
– Она отправилась посмотреть, как приносят в жертву быка. Ей нравятся подобные представления.
– Ну еще бы! Гермес уже навел справки об этом храме. Кажется, этих бедных быков кастрируют и из их яиц делают плащ, который набрасывают на плечи бога, как это делается в Эфесе в храме Дианы.
– Ну и истории собирает этот твой парнишка! – Юлия состроила недовольную гримаску. – Не понимаю, как ты его еще терпишь!
– Он забавный малый, чего нельзя сказать о большинстве рабов, да и крадет он у меня не слишком много, принимая во внимание его возможности.
Когда мы вернулись во дворец, я постарался разыскать Кретика. А он, как оказалось, в это время совещался с прочими чинами посольства по поводу только что поступивших новостей. Когда Руфус увидел меня, то подхватил одну из доставленных бумаг и помахал ею.
– Это только что доставили из Рима быстроходным судном. Там прошли выборы. Гай Юлий Цезарь в будущем году будет консулом.
– Ну, в этом мало кто сомневался, – заметил я. – Теперь, вероятно, кое у кого из его кредиторов появилась надежда, что он с ними, наконец, рассчитается. А кто избран вторым?
– Бибул, – с отвращением процедил Кретик. – С таким же успехом они могли бы избрать на этот пост устрицу.
– Значит, это будет консульство одного человека, – подвел итог я. – Ну, хорошо, по крайней мере, Юлия будет счастлива.
Мы еще раз просмотрели результаты выборов, отыскивая в списках избранных друзей и врагов. Как обычно, там было предостаточно и тех, и других. Кретик ткнул пальцем в имя одного из новых народных трибунов.
– Ватиний! – воскликнул он. – Это человек Цезаря. Значит, законы, предлагаемые Цезарем, с большой вероятностью пройдут через комиции
[35]
.
– А в какие провинции будут назначены новые проконсулы? – спросил я.
Мой брат будто и не расслышал вопроса, продолжая перечислять себе под нос новые имена, скользя пальцем по списку; и в этот момент у него от удивления даже отвалилась челюсть.
– Для них обоих вот какое назначение: следить за состоянием дорог в сельской местности, за скотопрогонными тропами и пастбищами в Италии!
Мы покатились со смеху.
– Да это же смертельное оскорбление! – воскликнул я. – Это означает войну между Цезарем и Сенатом!
Но Кретик только отмахнулся:
– Нет, Гай Юлий найдет выход из этого положения. Он заставит комиции проголосовать за выделение ему какой-нибудь богатой провинции. Трибуны в нынешние времена достаточно легко могут переиграть Сенат. Вспомните, он отказался от права триумфа, чтобы вернуться в Рим и выставить свою кандидатуру в консулы. А такие вещи простой народ ценит высоко. Они будут считать, что его обманули, и встанут на его сторону.
Потрясающий воображение взлет Гая Юлия на римский политический небосклон многие почитали за чудо. Довольно поздно в своей карьере он вышел из тени и неизвестности и тут же проявил себя как опытный и искусный политик, талантливый администратор и губернатор, и к тому же, как он доказал в последнее время в Испании, способный военачальник. Для человека, известного до сих пор лишь по громким скандалам, порочным связям и огромным долгам, это был просто поразительный карьерный взлет. Его правление в Испании было достаточно прибыльным, чтобы выплатить большинство его невероятных долгов. Оказавшись теперь в должности консула, он мог не опасаться дальнейших преследований со стороны оставшихся кредиторов, а если ему удастся впоследствии заполучить в управление богатую провинцию, Гай займет место среди самых богатых и уважаемых людей Рима. Он был человеком, про которого все думали, что знают и понимают его, но в действительности никому не было дано постигнуть все тайны его души.
