– Марво убил отца.
– Очевидно, решил, что ловушка захлопнулась и твой отец ему больше не нужен. Или убил в наказание за твое участие в операции. В качестве предупреждения.
Грейс покачала головой.
– Нет.
– Да.
– Если это правда, почему Килмер мне ничего не сказал?
– Он сказал, что твой отец предупредил Марво. Это случилось в ту ночь, когда убили твоего отца. Или ему следовало подробно объяснить, каким подонком был твой папаша, и представить доказательства? Ты любила отца. Верила ему. Он был единственным близким тебе человеком во всем мире. Наверно, Килмер собирался поговорить с тобой потом, но никакого потом не было. Ты сбежала. Килмер узнал, что Марво за тобой охотится, и ему нужно было найти способ тебя защитить. Затем Норт сообщил ему о твоей беременности. Это решило дело. Он не мог быть рядом, чтобы тебя защитить, и не хотел лишать тебя хотя бы минимального комфорта.
– Отец меня любил, – голос у Грейс дрожал. – Он меня любил, Донован.
– Вероятно. В мире много странных разновидностей любви. Любил, но недостаточно сильно, чтобы уберечь тебя от Марво, если на этом можно было заработать. Я там был, Грейс. Тебя подставили. – Донован посмотрел ей в глаза. – Ты знаешь, что я не лгу. В память о той ночи у меня на левом бедре остался шрам. Хочешь взглянуть?
Она покачала головой.
– Ты мне не веришь?
– Не знаю. Господи, я не хочу тебе верить, Донован.
Он кивнул.
– Веришь. Готов поклясться, в глубине души ты сама знаешь, что Стиллер нас предал. Просто не можешь признаться в этом самой себе. А теперь придется. Примирись с этим. – Он закрыл глаза. – А сейчас мне нужно отдохнуть и отогнать этот тромб, чтобы я мог еще раз использовать его как средство для шантажа. Думаешь, с Килмером сработает?
– Нет.
– Кто знает. Он не такой бесчувственный, как ты думаешь… – Донован открыл глаза. – Это правда, Грейс. Бог свидетель, каждое мое слово – правда. А теперь скажи, что ты веришь мне.
– Не могу, – прошептала она.
– Скажи.
– Не буду. – К глазам подступили слезы. – Мне больно.
– Скажи.
– Ладно, черт бы тебя побрал. Верю. – Слезы побежали у нее по щекам. – Доволен?
– Да. – Он снова закрыл глаза. – Уходи. Ничто так не огорчает мужчину, как вид плачущей женщины. Но пусть мне будет хуже. Я хочу познакомиться с твоей дочерью, Грейс. Ты разрешишь ей меня навестить?
Не ответив, Грейс направилась к двери.
– Мы с ней подружимся. Не впутывай ее во все это.
– Не буду. – Грейс открыла дверь. – Приведу ее вечером. – Она прижалась лбом к косяку. – И я не… злюсь на тебя. Ты поступил так, как считал правильным. Мне просто больно. Но Фрэнки нужны друзья.
– Килмер мог бы стать ей хорошим другом.
– Прекрати, Донован.
– Просто я подумал, нужно ковать железо, пока горячо.
– Слишком горячо – можно сгореть заживо.
Захлопнув за собой дверь, Грейс остановилась, пытаясь взять себя в руки. Вытерла глаза, несколько раз глубоко вздохнула. Она просто не в состоянии спуститься к завтраку и посмотреть в глаза Фрэнки. Хотела утешить Донована, а расстроилась сама.
Боже, как ей плохо. Неужели Донован прав? Неужели она и правда знала, что отец их предал, и просто отказывалась это признавать? Не хотела терять единственного человека в мире, который ее любил и которому она верила? Неужели она так слаба?
Правда.
Подумай об этом. И примирись, как посоветовал Донован.
Спуститься в кухню. Позавтракать. Не показывать Фрэнки, что расстроена. Уединиться, как только представится возможность, и привести мысли в порядок. В данный момент эта задача кажется невыполнимой. Она вся дрожит и никак не может остановить текущие по щекам слезы.
Грейс заставила себя улыбнуться и принялась спускаться по лестнице.
Фрэнки не должна знать…
Фрэнки сидела на верхней планке ограды загона, не сводя взгляда с гор. Она ждала.
Килмер понаблюдал за ней несколько секунд, затем спустился с крыльца и пересек двор.
– Что ты здесь делаешь?
– Ничего.
– Не возражаешь, если я присоединюсь? – Он забрался на ограду. – Давненько не приходилось этим заниматься. Хочу понять, может, зря.
Фрэнки улыбнулась.
– Это очень скучно.
– Я так и подумал. Зачем же ты тут сидишь?
Девочка ответила не сразу:
– Мамы давно нет. Я хотела дождаться ее возвращения.
Он напрягся.
– Давно?
– Уже часа два. Она поехала верхом на Самсоне и еще не вернулась.
– Ты видела, как она уезжала?
Девочка кивнула.
– Мама выглядела… как-то странно. Я волнуюсь.
– Странно?
Фрэнки пожала плечами.
– Вроде того. – Она нахмурилась. – Мама всегда такая, когда простужена или у нее болит голова, а она не хочет меня расстраивать.
– Думаешь, она страдает?
– Не знаю. И волнуюсь.
– Скорее всего, с ней все хорошо. – Килмер помолчал. – Хочешь, я поеду за ней?
– Ей это не понравится. Она не хочет, чтобы я за нее переживала. Поэтому я не взяла Цыганку и не стала ее искать.
– Но мне-то не стоит переживать из-за того, что твоя мама обо мне подумает. Она и так почти всегда на меня сердится. Поэтому я попрошу у тебя Цыганку и найду маму. Ладно?
Фрэнки с облегчением кивнула.
– Я думаю, с ней ничего не могло случиться. Лошадь никогда еще не сбрасывала ее, а Самсон ее любит. Просто…
– Она была какая-то напряженная. – Килмер соскочил с забора. – Когда мама вернется, ты успокоишься. – Он пошел к конюшне. – В какую сторону она поехала?
Девочка махнула рукой в западном направлении.
– К горам.
– Мои ребята патрулируют горы, Фрэнки. Если бы с ней что-то случилось, мы бы уже знали. Но я на всякий случай проверю.
– Ты ей не скажешь, что я за нее переживала?
– Обещать не стану. Иногда приятно узнать, что кто-то тебя любит и волнуется за тебя. Наверное, твоей маме грустно после смерти вашего друга Чарли. Может, сегодня ей особенно не по себе. – Килмер улыбнулся. – В любом случае мы ее спросим, а потом постараемся это исправить. Это лучше. Гораздо лучше, чем просто не обращать внимания. Может, вернешься в дом и позанимаешься музыкой, пока я не вернусь? Мне кажется, когда мама вернется, ей будет приятнее услышать музыку, чем увидеть тебя верхом на ограде.
