По «Илиаде» хорошие оценки им тоже не светили, тем более что в игре они выбрали для себя сторону греков. Но их страсть к гомеровской поэме была настолько велика, что они посвятили ей всю вторую половину дня.
В классе они дошли уже до четвертой книги, которая начинается на вершине горы Олимп, где как раз пируют боги.
У этих богов, ворчала Приска, очень уж странные столовые привычки. Еды им не требуется, так как они боги и насыщаются запахом жаркого, которое люди готовят на алтарях. Пьют лишь амброзию – сладкую жидкость, которая также называется нектар, как тот, который пчелы собирают на цветках, чтобы делать из него потом мед. Но несмотря на все это проводят почти все свое время – конечно, когда не гуляют переодетые по земле, чтобы кого-то обмануть, – за пиром.
Вот и сейчас они пировали, и Зевс, вместо того чтобы прикрикнуть на Афродиту, которая так нечестно вмешалась в дуэль, взялся поддразнивать Геру и Афину Палладу: «Что ж вы, благотворствующие грекам, сидите сложа руки и восхищаетесь доблестью вашего Менелая? Вот Афродита так и впрямь заботится о своих подопечных! Как бы то ни было, Менелай победил. Вопрос можно считать закрытым?»
«Ну уж нет! – ответила ему разъяренная жена. – Я желаю, чтобы Трою стерли с лица земли! Заключить мир сейчас, после всех моих стараний спровоцировать эту войну? Никогда!»
«Да что они сделали, эти троянцы, что ты так люто их ненавидишь? – раздраженно спросил Зевс. – Ладно, я не желаю ссориться с тобой, хотя Приам мне лично очень по душе, и его славные дети преподносят мне чудесные подношения. Я оставляю Трою твоей мести. Делай с ней все что пожелаешь».
«Благодарю тебя, – ответила Гера. – Я же со своей стороны обещаю тебе, что если ты вздумаешь когда-нибудь разрушить самые дорогие мне города – Аргос, Спарту или Микены, – я и пальцем не пошевелю в их защиту. Но сейчас сделай мне одолжение – от этого зависит моя репутация главной богини. Ведь я не только твоя жена, но и сестра, ибо оба мы дети великого Крона». (Вот еще одна странная привычка – жениться на своих же сестрах! А ведь они даже не были египетскими фараонами.)
«В это мгновение, – продолжала Гера, – они уже заключают мир. Необходимо сейчас же прекратить это и снова начать сражение! Так что, дорогой Зевс, позволь Афине отправиться на поле боя и сделать так, чтобы троянцы не сдержали своего слова и нарушили перемирие».
Афине не пришлось повторять это дважды. Она мигом спустилась вниз, приняла облик одного из троянских воинов и приблизилась к лучнику Пандару.
«Хочешь, чтобы Парис всю оставшуюся жизнь был обязан тебе? – прошептала ему она. – Пусти стрелу в Менелая – он не ждет сейчас нападения – и убей его!»
И этот придурок Пандар (который не узнал богиню и таким образом не мог улизнуть от ответственности, оправдываясь, что это была воля богов), вместо того чтобы ответить: «Мы дали слово и сдержим его», берет лук, прячется за товарищами, чтобы греки его не увидели, натягивает тетиву и пускает стрелу в Менелая.
И Приска, и Диана были возмущены до глубины души. Они, играя в Троянскую войну, соблюдали правила – иначе какой во всем смысл? И вообще, слово нужно держать. А уж клятву тем более. И чего они тогда ноют, эти троянцы, что на них напали, что они всего лишь хотели защитить родной город и жить в мире? Вели бы себя по-честному!
Но Афина Паллада вела двойную игру и отвела стрелу так, чтобы Менелай был не убит, а только слегка ранен. Но все равно нанесенное грекам оскорбление было ужасным, и они немедленно вновь схватились за оружие.
Но у Мунафо́ все равно хватило наглости утверждать, что правда на стороне Гектора, а Агамемнон был неправ! И что во всем виноваты боги.
Эти боги, заключила для себя Диана, они точно как взрослые. Претендуют на то, чтобы всегда быть правыми, даже когда совершают совершенно абсурдные вещи, решают все за других и никогда не снисходят до того, чтобы объяснить свои поступки.
– Ты только посмотри на Мунафо́ или на мою маму. Или даже на Командора.
– Кстати, это не Командор так орет? – заметила тут Приска, поведя головой в сторону шума, доносившегося из других комнат.
Дверь в комнате Дианы была из массивного дерева, и две подруги, чтобы заниматься без помех, плотно прикрыли ее. Несмотря на это в квартире слышался необычный шум: мужские и женские голоса, грохот передвигаемой мебели, жалобные увещевания, потом заплакала Дзелия, послышался звон разбитого стекла…
– Опять он устроил сцену, – сгорая от стыда, прошептала Диана.
– Кому? – тоже шепотом спросила Приска. Это уж было слишком. Ее отец тоже часто сердился, но она никогда не видела, чтобы он доходил до такого.
Девочки приокрыли дверь.
– Астрид! Астрид! Я хочу позвонить моему адвокату! – орал старик.
«Значит, он разозлился на маму. Кто знает, что она ему сделала. Или сказала. Теперь он точно лишит нас наследства или, еще хуже, выгонит из дома, – в тревоге думала Диана. – Куда мы тогда пойдем?»
Она снова прикрыла дверь, ожидая с минуты на минуту услышать материнский плач, который так хорошо знала с того времени, как Манфреди оставил их в Лоссае. Но заплакала почему-то Форика. Мамин же голос звучал необычно спокойно во всей этой суматохе:
– Успокойся, папа. Не надо так волноваться. Все в порядке, ничего страшного. Вот увидишь, это быстро пройдет. Не пугай девочку, прошу тебя. Иди с этими господами.
Диана ушам своим не верила. «Папа»??? Когда это мама называла Командора «папа»? И кто такие «эти господа»? И вообще, с чего это вдруг Астрид Мартинец говорит со свекром таким нежным голосом, таким спокойным тоном, словно с испуганным ребенком? Даже нет, с умственно отсталым ребенком?
Командор продолжал кричать:
– Проклятые! Оставьте меня в покое! Лапы прочь! Где телефон? Я засажу вас всех за решетку!
Удар, стон, ругательство. Потом вдруг тишина. Слышался лишь плачь Дзелии. Незнакомые мужские голоса. И мамин голос:
– Осторожно, здесь угол. Вот покрывало. Да, конечно, я спущусь с вами. И позвоню по дороге моему шурину.
Ни Диана, ни Приска не осмеливались выйти из комнаты. Они подбежали к окну – прямо перед виллой стояла машина скорой помощи. Значит, Командору снова стало плохо. Почему же, вместо того чтобы отправиться в больницу, он ругался и требовал адвоката? Почему был так разъярен? Сердиться вредно для здоровья, особенно для сердца. Дали ли ему его таблетки?
Они увидели, как открылась дверь подъезда. Оттуда вышли дядя Туллио и мама, за ними два санитара в белом, несшие носилки. На носилках, укрытый покрывалом, лежал Командор, не двигаясь, с закрытыми глазами. Все скрылись в машине и та, под триумфальный рев сирены, рванула с места.
Глава пятая,
в которой взрослые обитатели виллы «Верблюд» ведут себя еще хуже, чем боги
Дзелия, всхлипывая, вбежала в комнату и бросилась сестре на шею:
