— Так сказал главный, — отчеканила Тая и демонстративно уселась на подлокотник Алениного кресла.
По реакции актера можно было бы сказать, что он оторопел. Внутреннее состояние моментально проявилось на его лице болезненной бледностью.
— Интересно бы узнать, для Клязьминой тоже шьют костюм? — обозначилась у двери Лина. Спросила как бы между прочим, но было ясно, что это вопрос жизни и смерти.
Пылающий взор Журавлева метнулся в ее сторону:
— Заткнись! — рявкнул он совершенно непочтительно.
Та, вскинув голову, обдала его взглядом, который Алена тут же отнесла к разряду мировых достижений — презрение и страстное желание в одном взмахе ресниц. Лина была настоящим мастером своего дела. Но, к сожалению, Журавлев этого мастерства не оценил. Он развернулся к ней спиной и снова обратился к тетке Тае:
— Что за чертовщина происходит в вашем театре?! Бардак какой-то!
— Что именно так расстроило вас? — мягко поинтересовалась та.
— Что?! — мгновенно вспыхнул он. — Вы еще спрашиваете! Да я себя чувствую американским солдатом во Вьетнаме — за каждым кустом враги. Все поголовно готовы разорвать меня на части! — он отшвырнул листок с посланием в сторону и с размаху сел на подлокотник Настиного кресла.
— Ну в этой комнате вас никто не хочет рвать на части, — голос тетки звучал успокаивающе. Видимо, он все-таки повлиял на Журавлева, по крайней мере, тот слегка расслабился.
— Я не могу отказаться от шанса сыграть Гамлета. Такой шанс выпадает актеру только раз в жизни. И что бы там ни говорили, как бы ни смотрели в мою сторону, я все равно сыграю Гамлета так, как еще никто до меня не играл, — ожесточенно проговорил он, — пусть этот белобрысый идиот ставит мне подножки, пусть пытается запугать меня своими детскими записочками, меня не переломить!
— Но почему вы думаете, что послание — дело рук Ильи? Вы же с ним раньше неплохо ладили… — попыталась успокоить Александра тетка.
— Его или еще кого-нибудь! — с вызовом выкрикнул Журавлев. — Мне на все плевать! Так всем и передайте!
С этими словами он вылетел из костюмерной.
— Интересно, кого он имел в виду? — с наигранным безразличием пожала плечами Лина и тоже вышла.
— Надеюсь, что не меня, — тихо проговорила Настена.
— Как бы там ни было, но мое интервью опять откладывается на неопределенный срок, — подытожила Алена. — Я все чаще подумываю о перемене профессии. Как ты полагаешь, может быть, мне заняться сочинением любовных романов?
6
На сцене бушевали страсти. Не вымышленные, а вполне настоящие. Спор начался из-за пустяка и, как нередко бывает, перерос в глобальное выяснение отношений. Причиной же послужило местоположение гуру Георгия, который еще до начала репетиции уселся посреди прохода в зрительном зале в свою обычную позу лотоса и замер так, не обращая внимания на происходящее вокруг него. «Он ушел глубоко в себя», — с благоговейным придыханием пояснил Вениамин Федоров. Теперь же облаченный в малиновый пиджак «а-ля новый русский», который должен был подчеркнуть его королевское происхождение (идея художника по костюмам), он мерил сцену большими шагами (истинно по-королевски) и возмущенно вещал:
— Во всем мире дух человека признан высшим благом, даруемым ему от рождения. Душу изучают, ее хранят, ее даже лечат. И у каждого нормально мыслящего существа есть свой духовный наставник, который ведет его по тенистой дороге к свету. Только в нашем долбаном государстве человеческую душу топчут ногами!
— Я с тобой совершенно согласен! — дипломатично заверил его главный, сдерживаясь из последних сил, чтобы не послать к чертям и репетицию, и саму идею постановки «Гамлета». — Только объясни ты мне, почему твой Гиви должен обязательно сидеть на полу в проходе? Он же мешает работать!
Упоминание имени гуру всуе привело Вениамина в состояние еще большего раздражения. Он почтительно склонился в сторону своего духовного наставника и только после этого обрушил на режиссера всю силу религиозного гнева:
— Я предупреждал, — заорал он, взвизгивая на окончаниях, — достопочтенный гуру принял часть моей души, поэтому мы всегда вместе, как единое целое!
— Полное проникновение! — усмехнулся шутник Людомиров и подмигнул Вениамину. — Не подумайте ничего плохого. Никакого секса. Всего-то навсего один мужик отдал себя другому.
— Господи боже мой! И почему я должна все это выслушивать? — поморщилась Лина Лисицына, недоверчиво покосившись в сторону гуру Федорова, застывшего в проходе. Впрочем, даже сейчас она не забыла многообещающе повести плечиками. В этот момент гуру как-то неестественно дернулся, похоже было, что он опять неприлично икнул.
— Я не позволю разделить меня с хранителем моей души! — заявил Федоров и, гордо вскинув голову, удалился в тень декораций.
— Речь не идет о том, чтобы совсем выгнать твоего гуру, — устало вздохнул главный, потирая покрасневшую от избытка эмоций лысину, — я всего лишь прошу переместить его. Пускай сядет где-нибудь за кулисами и не мешает репетировать. А то ведь мы постоянно отвлекаемся. Людомиров вообще не сводит очарованных глаз с твоего наставника.
— Я бы тоже хотел с ним воссоединиться, — кокетливо заметил тот и шаркнул ножкой.
— Недоносок! — прошипел Вениамин.
— К вашим услугам, — Людомиров отвесил ему галантный поклон.
— Я сейчас сдохну! — главный сел за свой стол, пощелкал выключателем настольной лампы, видимо, мучительно раздумывая. Актеры затихли, ожидая. Неожиданно режиссер решительно повернулся к сидящему на полу гуру и обратился к нему с вызовом в голосе:
— Не соблаговолите ли вы, уважаемый, переместиться за кулисы. Там тихо и тепло, вам никто не будет мешать!
Ко всеобщему изумлению, тот медленно поднялся и торжественно проследовал в предложенном направлении, то есть за правую кулису.
— Надеюсь, там он обретет покой! — не унимался Людомиров.
— Аминь, — вздохнул главный, — продолжим репетицию.
Федоров сжал кулаки, но промолчал. Изъятие гуру из его поля зрения лишило его уверенности. Он пошатнулся, прикрыл глаза и зашевелил губами.
— Первый класс, вторая четверть, — томно прокомментировала Лина.
— Все, кто не в действии, к чертовой матери со сцены! — привычно взревел режиссер.
Работа закипела. Лина и Людомиров спустились в зал.
— Денис! Петя! За левую кулису! — Главный махнул актерам рукой: — Начнем наконец!
— Не нравится мне все это, — шепнула Настя Алене. Они тихо сидели на заднем ряду. Алена — в надежде, что вот-вот появится Журавлев, а Настена — из чувства солидарности.
— Меня не оставляет ощущение, что скоро произойдет нечто ужасное! — продолжала она настороженно.
— Ну конечно! — фыркнула Алена, оторвавшись от книги, которую с увлечением читала даже в полутьме. — Всем что-то кажется. Отец Гиви, он же гуру, предсказывает Ганину дорогу, усеянную камнями, тетка Тая грозится, что вообще все плохо кончится…
