— А ты посмотри, все ведь к этому идет! — горячо зашептала Настя. — Никогда еще в театре не было такого бардака. Репетиция — сплошной балаган, актеры друг другу только что в глотку не вцепляются…
— Актеры всегда готовы вцепиться друг другу в глотку, — веско заметила Алена и снова раскрыла книгу, — а бардак в театре — вполне нормальное явление. Это же театр!
Федоров — король и Наталья Прощенко — королева заняли свои места.
— Привет вам, Розенкранц и Гильтьенкранц… — буркнул Вениамин и сплюнул. — Тьфу ты, опять ошибся! Ну почему не назвать людей приличными именами.
— Не волнуйся, — подбодрил его главный, — давай еще раз. Соберись.
— Он без гуру, прямо как без… — заметил из зала Людомиров.
— Я сейчас приколочу твою задницу к стулу! — рявкнул на него Федоров.
— Это прозвучало как-то довольно болезненно, — нагло усмехнулся тот.
— Сейчас выйдешь отсюда, если не заткнешься! — в свою очередь рявкнул на него режиссер.
Людомиров предпочел замолчать.
Вениамин глубоко вздохнул, пошевелил губами и громко возвестил:
— Привет вам, Розенкранц и Гильденстерн!
За кулисами послышалось шевеление, потом чертыхание и, наконец, грохот. Денис Дуров, играющий в спектакле одного из спутников Принца Датского, вывалился на сцену вперед головой, цепляясь за кулису. За ним, точно так же, появился и Петр Ларин.
— В чем дело?! — Главный вскочил, опрокидывая настольную лампу.
— Да кто же знал, что он там засядет! — прохрипел Денис. — Гуру этот дурацкий. Сел прямо между кулисами, а там темно — свет почему-то выключили.
— Где осветитель?! — взревел главный, покрываясь красными пятнами.
— Я осветитель сцены, — гордо раздалось сверху, от прожекторов.
— Трудно повернуть рычаг выключателя?
— Сейчас все брошу и пойду поворачивать!
— Сделайте такую милость, — режиссер плюхнулся на стул и с шумом вернул лампу в прежнее работоспособное положение. — Вениамин, ради всего святого, объясни своему душеприказчику, где он должен находиться, чтобы никому не мешать! Я же показал ему — за правой кулисой. За правой! — закончил главный, сорвавшись на истерический крик.
— Я же говорила, что добром все это не кончится! — шепнула Настя.
— Если это и есть то ужасное несчастье, которое все предрекают, то можешь расслабиться и дышать ровно, — улыбнулась Алена…
7
— Нет, — Корнелия отрицательно помотала головой, — в таком виде ты вряд ли привлечешь к себе мужское внимание. Ну разве что извращенное.
— Извращенцев нынче тьма, — парировала Алена.
— Но нам-то нужен нормальный.
— Да уж… И почему же я так непривлекательна, на твой взгляд?
Толстуха внимательно всмотрелась в черты ее лица, потом, не проронив ни слова, повернула Алену к большому зеркалу, висящему на стене гостиной:
— Вот почему.
На Алену недовольно зыркнуло существо, больше напоминающее встрепанного воробья, нежели представительницу прекрасной половины человечества.
— Ну… — несколько озадаченно протянула она. — На большее ведь рассчитывать не приходится.
— Ты читаешь книги? — Корнелия нахмурилась.
Алена утвердительно кивнула:
— Уже неделю. Потрясная литература, Чехов с Гоголем отдыхают. Прямо затягивают эти романы.
— А фильмы посмотрела?
— С этим пока туговато… — Алена виновато улыбнулась.
— Ну, посмотри обязательно, — Корнелия вдруг махнула рукой и проговорила, заглядывая в глаза ее отражению: — Дело не в том, что у тебя не хватает времени. Просто ты слишком занята другими проблемами.
— Этого через край, — вздохнула Алена. — Посуди сама — целую неделю я совершенно бесполезно проторчала в театре. Журавлев бегает от меня, как от чумы, потому что боится давать интервью в столь неподходящем эмоциональном состоянии. Кто-то напугал его до полусмерти записками с глупыми шуточками, и теперь он шарахается от собственной тени. Федоров приволок из Голливуда православного гуру и медитирует с ним днями напролет, что не способствует творческой активности в театре. Илья Ганин замкнулся и, похоже, ждет конца света, по крайней мере, ходит с таким лицом, словно знает — вот-вот произойдет что-то ужасное. Машка Клязьмина пробралась в костюмерную и порезала костюм Лины Лисицыной, сшитый теткой для ее роли в «Гамлете». С Линой, разумеется, случилась истерика. Тетка Тая впала в депрессию. В общем, такого кошмара мне еще видеть не приходилось. В театре все с ума посходили. А я должна отсиживать посреди всего этого, ожидая некоего часа, когда Журавлев пожелает ответить на пару вопросов и наконец избавит меня от необходимости ходить в их бедлам, как на службу. Кроме всего прочего, Борисыч успел уже два раза отчитать меня за профнепригодность и лень, хотя, наверное, впервые в жизни я отношусь к делу действительно серьезно. В общем… где уж тут думать о себе, а тем более о том, как я выгляжу. Да и кому это интересно?!
— Это должно быть интересно в первую очередь тебе, — уверенно заявила Корнелия. — Ты не задумывалась, почему Журавлев от тебя бегает?
— Неужели я до такой степени страшна? — Алена снова бросила взгляд в зеркало. — Хотя… похоже, так и есть.
— Нет, ты очаровательна. Но выглядишь и ведешь себя, только как журналистка. А нужно вести себя в первую очередь как женщина.
— Ох, перестань говорить тоном моей тетки Таи! — взмолилась Алена. — Все что угодно, но если и ты заведешь ту же шарманку, я не выдержу и пяти минут.
— Какое белье ты носишь?
— Что?! — оторопела Алена.
— Ну, нижнее белье?
— Господи, Корнелия! — она покраснела. — Мне что, задрать свитер?
— Можешь не стараться, я догадываюсь: что-нибудь мягкое, хлопчатобумажное, совершенно не приспособленное для свидания.
— Да я и не собираюсь ни на какое свидание! — возмутилась Алена.
— Выходя из дома, ты должна быть готова раздеться в любой момент и не краснеть при этом. Это первый шаг к тому, чтобы ощущать себя женщиной. Надев прекрасный кружевной комплект, ты почувствуешь себя увереннее, чем в подростковой маечке, поверь мне на слово. И вообще, все дело в ощущениях. Ты решила, что эта дурацкая прическа испортила тебе жизнь на ближайшие полгода? Ерунда. Даже с такой прической можно выглядеть настолько сексуально, что у каждого встречного мужика начнет выделяться слюна.
— Да зачем мне это?
— А ты попробуй. Смени свой унисекс на нормальные женские шмотки, подкрасься, наконец вымой волосы и пойди в тот же самый театр. Можешь не сомневаться: тебе сразу захочется выкинуть раз и навсегда все свои джинсы и свитера.
