Все расслабились. И тут раздался истошный, заходящийся крик Лины. Она заорала так пронзительно, что Алене показалось, будто этот крик вытесняет сознание из ее головы. Лисицына, не переставая, кричала на одной ноте, указывая рукой куда-то наверх задника декораций. Алена проследила за ее жестом и едва удержалась, чтобы тоже истошно не заорать. Журавлев никуда не уходил, он не пропустил репетицию, он на ней присутствовал, если это можно было назвать присутствием. Его тело висело в двух метрах от пола, распятое на скрещенных досках, составляющих основной остов декорации. Руки и ноги его были плотно привязаны, а голова безвольно свисала. В его груди торчала длинная шпага. Белая рубашка, от ворота до самого ремня брюк, была пропитана кровью. Кровь капала и с ботинок, капала прямо на доски сцены, оставляя на них темные пятна. Людомиров наконец опомнился и зажал Лине рот ладонью. Та тут же обмякла и повалилась на сиденье без чувств. Все замерли. В этой тишине Алена отчетливо услышала стук капель, стекающих с ботинок Журавлева. Позади, на режиссерском столе, с невообразимым треском грохнулась лампа. Первым опомнился Илья. Он пулей понесся к сцене, в один прыжок взобрался на довольно высокий помост и подлетел к телу Журавлева.
— Да помогите же мне! — хрипло крикнул он, пытаясь поддержать Александра за ноги. — Может, он еще жив. Алена, вызови «Скорую»!
Алена повернулась и побежала к выходу. Позади нее послышался гул многих голосов и движение.
* * *
— Какой ужас! — в который раз прошептала тетка Тая. Она сидела, сгорбившись в кресле, и, обхватив плечи руками, монотонно раскачивалась из стороны в сторону. — Какой ужас!
Лина Лисицына подняла на нее опухшие от слез глаза. Впервые актриса выглядела естественно, как вполне нормальный человек.
— Милиция закрыла зал. Говорят: зря мы его сняли с досок, — лицо ее снова перекосилось в беззвучных рыданиях.
Алена стояла у окна, отрешенно наблюдая за всеми. Она поймала себя на том, что ничего не может чувствовать, ни о чем не может думать. Смерть опять вошла в ее жизнь с черного хода, вошла неожиданно и поэтому особенно жестоко. Приехавшие врачи «неотложки» констатировали, что Журавлев был убит не менее, чем час назад. От дальнейших объяснений они отказались и увезли тело. Милиция подоспела вместе со «Скорой», и оперативники уже второй час толкались на месте происшествия. Обо всем этом Алена узнала от Лины и тетки Таи. Сама же она не могла заставить себя тронуться с места, словно приросла к этому чертову окну на веки вечные.
— Они хотят поговорить со всеми, — тетка Тая оглянулась на племянницу, — так что и тебе придется. Ты же его видела последней.
— Предпоследней, — машинально поправила ее Алена.
— А кто же тогда видел его последним?
— Убийца, — она отвернулась к окну и вгляделась в желтый круг фонаря. Семь часов вечера — совсем темно. В густом луче света мирно кружились пухлые хлопья снега. «Наверное, завтра будет оттепель. Снег всегда к перемене погоды», — как-то машинально отметила она.
— Ты считаешь, что его убили? — идиотским голосом спросила Лина.
Алена тут же почувствовала раздражение, которое не в состоянии была скрыть:
— Разумеется, нет! Просто он сначала привязал себе руки к доскам, а потом воткнул в грудь заточенную рапиру.
— Да… — протянула Лина. — Он был очень оригинален, но не до такой же степени.
Этого Алена уже не могла вынести. Сейчас Лина начнет вспоминать о Журавлеве, как обычно вспоминают о покойниках, и тогда мир точно перевернется. Мир перевернется, или она сойдет с ума, что для нее, собственно, принципиальной разницы не имеет. Она порывисто повернулась и, с усилием оторвавшись от окна, быстро зашагала к двери костюмерной. В этот момент постучали. От неожиданности она застыла посередине комнаты. Тетка Тая и Лина разом вздрогнули. В дверь постучали еще раз.
— Д-да, — робко ответила тетка Тая.
Дверь осторожно раскрылась. Алене показалось, что пол костюмерной дернулся под ее ногами. На пороге стоял Вадим Терещенко.
Улыбка, которую можно было бы назвать дежурно-профессиональной, сползала с его лица по мере того, как он постепенно узнавал в этой девушке, с удивленно выпученными глазами, свою давнюю знакомую, Алену Соколову. Наконец напряженная работа зрительной памяти и мышцы лица достигли полной синхронизации, и уголки его губ опустились в горестной ухмылке.
— Господи боже, только не это! — еле слышно буркнул он и дернулся было к выходу, но остановился и растерянно уставился на тетку Таю.
— В-вы из милиции? — вопрос, давшийся ей с большим трудом (она даже побледнела), вовсе не звучал как дурацкий, потому что на Терещенко был обыкновенный штатский костюм, а вовсе не милицейская форма.
— Кем бы вы ни были, заходите, — Лина мгновенно преобразилась, кокетливым движением ручки вытерла глаза, приоткрыла ротик в полуулыбке, чтобы показать, какие у нее красивые резцы, впрочем, не забыв при этом оставить на личике легкий налет грусти, приличествующий случаю. Словом, теперь она выглядела, как дама из общества, у которой только что пропал кошелек, или что-нибудь в этом роде.
Однако Вадим не обратил на нее никакого внимания. Он перевел ошарашенные глаза с тетки Таи на Алену, потом почему-то бросил взгляд на запыленную люстру под потолком, раскрыл рот, закрыл рот и наконец простонал сквозь зубы:
— Ну ты-то что здесь делаешь?!
Тетка Тая и Лина уставились на него, ничего не понимая.
— Можешь не рассчитывать, что я притащилась сюда в надежде увидеть тебя, — прорычала в ответ Алена, потому что отнесла этот вопрос именно к себе. А кому еще из присутствующих Терещенко мог его задать?
— Уж лучше бы это было так, — грустно изрек он, — потому что теперь оправдываются мои самые худшие подозрения…
— И какие же?! — сощурилась она, мучительно желая вцепиться в его смазливую физиономию.
— Ты просто какой-то ангел смерти. Вечно торчишь рядом с трупами.
— На себя посмотри!
— У меня профессия такая.
— Между прочим, у меня тоже есть профессия. Если бы я знала, что Журавлева убьют, ни за что не потащилась бы в театр именно сегодня, чтобы взять у него интервью.
— Аленушка для вас ценный свидетель, — робко заметила тетка Тая, желая поднять вес племянницы в глазах неизвестного, но чересчур сердитого следователя.
— Кто бы сомневался, — невежливо буркнул Терещенко и покосился на Лину Лисицыну. Та, разумеется, тут же растаяла, заиграв плечиками.
— Точно, — не унималась тетка Тая, хотя Алена и показала ей кулак за спиной, — Алена последняя видела Александра живым…
— Предпоследняя, — усмехнулась Лина, — последним его видел убийца.
— Черный юмор, — Вадим излишне тепло взглянул на Лину.
Та расцвела еще больше.
— Надо же выживать как-то в таких обстоятельствах, — небрежно заметила она, — юмор, даже черный, в этом случае помогает.
