— Гуру святой! — сурово взревел Лелик.
Никто не решился с ним спорить.
— Да нет, я про отца Гиви, — в голосе Терещенко послышалось глухое отчаяние. — Когда вы его встретили?
— Валь, мы чай-то попили уже, кажется? — спросила гардеробщица у коллеги. Та неопределенно хмыкнула. — Ну так где-то в три, может, в четыре…
— А вы когда встретили отца Гиви? — обратился он к Палычу.
— Ну… темнеть начало. Наверное, тоже часу в четвертом…
— И больше никто из вас никого не видел?
— Да нет… — разом ответили присутствующие. — Рабочие носились по коридорам, как угорелые. Что-то там у них не ладилось, в зале, кажется…
Алене стало жаль Вадима, она прибавила ходу и решительно направилась к беседующим. Увидев ее, следователь прямо-таки по-детски просиял и, с облегчением покинув опрашиваемых, ринулся ей навстречу.
— Слушай, у меня к тебе дело, — без предисловий начала она.
— Хорошее или такое же занудное, как то, которым я только что занимался? — он улыбнулся и, обняв ее, повел вверх по лестнице.
— Ты меня недооцениваешь. Идем в бухгалтерию.
— Не удивлюсь, если нас утвердили штатными сотрудниками театра и собираются выплатить первый гонорар, — хохотнул он. — Мы тут уже совсем свои люди.
— На это не надейся. Помнишь мое де жа вю в «Сатириконе»?
— Опять? — Вадим нахмурился.
Алена решила не обращать никакого внимания на его мимику. Главное, что она признала себя гениальной девушкой. А он поймет и оценит это потом!
— Сегодня, приближаясь к театру, я вдруг сообразила, отчего у меня возникло это чувство.
— Отчего? — он легонько поцеловал ее в висок.
— Я заметила в техническом дворе молодого человека, которого, несомненно, видела в театре и раньше, а когда встретилась с ним в «Сатириконе», то сразу не поняла, откуда я его знаю. Мы ведь с ним незнакомы. Мне даже неизвестно, как его зовут. Но сильно подозреваю, что его имя — Василий.
— Имя действительно подозрительное. Так и слышится криминал, — Вадим снова коснулся губами ее виска.
— Смейся, смейся! Посмотрим, как ты запоешь, когда мы придем в бухгалтерию, — злорадно ответила она.
* * *
Люся Боргус — сотрудница театральной бухгалтерии — слегка поколебалась, принимая решение отдать документы в руки следствия в отсутствие старшего, но потом авторитет закона взял верх над опасением получить нагоняй, и она, вытащив из обшарпанного шкафа пластиковую папку, вручила ее Терещенко.
— Только смотрите здесь, — предупредила Люся, косясь на дверь.
Вадим лениво раскрыл папку и непонимающе уставился на Алену:
— Чего мы ищем?
Она принялась быстро перебирать подшитые договора на использование кредитных карт «Мост-банка» сотрудниками театра. Договоров было много, и все они были подшиты без всякого порядка, поэтому, пока она нашла нужный, Терещенко уже успел позеленеть от нетерпения.
— Ну? — наконец не выдержал он.
— Как фамилия убитого в «Сатириконе»? — она улыбнулась, вчитываясь в строчку в самом низу листа.
— Бусинский, — раздраженно ответил Вадим, — и если ты объяснишь…
— Считай, что уже объяснила, — она ткнула пальцем в ту самую строчку, где согласно правилам заполнения подобных договоров слово было прописано большими печатными буквами. Вернее, не слово, а фамилия — Бусинская.
— Это что, жена? — он нагнулся ниже, словно, читая, боялся ошибиться.
— Нет, это код. Кодом владельца пластиковой карточки часто является девичья фамилия его матери. Когда я оформляла свою карту, то мне предложили именно этот вариант. Тогда он меня страшно рассмешил…
— Подожди, а чей это договор?
Она перевернула лист и ткнула пальцем в верхнюю строчку, где тоже большими печатными буквами была написана фамилия Ляхин.
* * *
— Ну-ка, молодой человек, объясните следствию, зачем вы зарезали дядюшку? — Вадим с отеческой нежностью посмотрел на Василия Ляхина.
Тот смущенно потупил взор. Алена тихонько сидела в углу директорского кабинета, в котором и проходил оперативный допрос. Бегать за парнем по путаным техническим коридорам не пришлось. Задержание выглядело буднично и совершенно неинтересно. С подачи Терещенко, Люся Боргус позвонила Настене на вахту и попросила разыскать Ляхина и передать ему, что его ждут в бухгалтерии. Расчет был точным — уж куда-куда, а в эту контору любой нормальный человек спешит явиться по первому зову. Ляхин так и сделал. Он вошел в бухгалтерию спустя десять минут и даже не рыпнулся, когда Терещенко заломил ему руки за спину — видимо, не понял, что попался. А когда понял, сопротивляться было бесполезно — на него уже нацепили наручники. Вообще-то оперативный допрос проходил вяло, проще сказать, никак не проходил, поскольку говорил только Вадим, а Ляхин с самого начала упрямо молчал. Алена рассматривала Василия, пытаясь отыскать в его внешности хотя бы намек на преступную сущность, но тщетно — он был ангелом во плоти, по крайней мере с виду. Такой тип мужской красоты обычно называют приторно-сладким, и нравится он, как правило, женщинам с богатым прошлым, накладными ресницами и ярко-красной помадой на губах. Алена ни тем, ни другим не грешила, поэтому Василий ей и не особенно нравился, хотя она призналась себе, что если бы была художницей и ей понадобился бы натурщик для какого-нибудь романтического этюда — о Ляхине она подумала бы в первую очередь. Кроме весьма привлекательного лица — с аккуратными чертами и чистой, мягкой кожей, — он был высок, строен и хорошо сложен. Свои светло-русые, словно выгоревшие на солнце, кудри он состриг почти до корней, но и в таком смехотворном состоянии волосы умудрялись завиваться аккуратными колечками — словно у античных статуй. В общем, красив был Василий Ляхин, как ни крути, и совершенно не похож на жестокого убийцу, способного зарезать собственного дядю. И тем не менее вел он себя странно для человека, который в столь юном возрасте попал под подозрение в убийстве и беседует по этому поводу со следователем. Не похоже было, чтобы Ляхин трясся от страха, не похоже было, что он хотя бы волновался, — наоборот, вел себя вызывающе спокойно. «Это поколение NEXT, — подумала Алена, — они теперь все такие! Никаких авторитетов, полная свобода, полная отключка от реальности. Он действительно мог убить дядю и вообще забыть об этом факте, потому что взрослый человек в его шкале ценностей вряд ли поднялся выше таракана». И если ее Ляхин только удивлял, то Вадима, похоже, просто бесила надменная невозмутимость парня. Он сурово взглянул на Василия, когда тот в очередной раз проигнорировал его вопрос.
— Значит, так! — грозно прорычал Терещенко. — Чистосердечное признание, как известно, смягчает вину. Либо ты колешься, как сухое березовое полено, либо свежий воздух московских улиц станет для тебя самым радостным воспоминанием.
Ляхин криво усмехнулся на это и, одарив Вадима отсутствующим взглядом, наконец разомкнул уста:
