— Быть или не быть, вот в чем вопрос…
— Да мы же резали все подряд! — заорал на него Людомиров. — Вы что, серьезно подозреваете меня?
— Странно, что именно эта часть текста попала на несчастного дядю нашего общего любимца, — следователь покосился на Ляхина, который старался не смотреть в его сторону. А тут и вовсе надулся, теснее прижавшись к своей покровительнице.
— И вот еще, — Вадим снова полистал страницы и, найдя нужную, удовлетворенно хмыкнул: — Вот замечательная фраза могильщика тоже отсутствует. А что он там передал Марии Клязьминой? «Правильно ли ее хоронить по-христиански…», не так ли?
— Да ну, это же… — Людомиров оглядел коллег в поисках сочувствия. — Да я-то здесь при чем! Я в этот ящик два года не заглядывал — с тех пор, как замок заклинило!
Все продолжали настороженно молчать. «Где главный?» — спросил кто-то испуганным шепотом, кажется, Рита Тушина.
— Хватит гундеть! — Лелик возложил тяжелую лапищу на плечо Людомирова. — А это что? Райская пыльца? — он сунул ему под нос небольшой пакетик с белым порошком.
— Почем я знаю! — буркнул тот.
— Сдается мне, что это та самая дрянь, которую ты, паскуда, в водку всыпал! — без обиняков заявил Лелик.
— Попрошу без оскорблений! — Терещенко взял у него пакетик и, развязав узел, сунул в него палец, потом профессионально произвел оперативную экспертизу белого порошка, то есть попросту сунул палец с порошком в рот.
— Ну, силен! — восхитился Борик, расплывшись в идиотской улыбке. — А если бы этот гад хранил в столе цианистый калий?
— У цианистого калия особый запах, — пояснил Вадим, морщась и отплевываясь, — а это какое-то лекарство. Впрочем, у нас есть замечательная служба, которая с радостью определит, что это такое.
— Что опять за бардак?! — взревел главный, быстро приближаясь по коридору. — Не театр, а филиал сыскного агентства! Что опять стряслось?!
— Опять стряслось кошмарное недоразумение, — пояснил Вадим, — по этой причине мы забираем одного из сотрудников вашего театра для дальнейших разъяснений.
— Да?! — неестественно легко взревел режиссер. — Кого, позвольте полюбопытствовать?!
— Да ради бога, — щедро откликнулся на его просьбу Терещенко, — господина Людомирова.
Тут загудела вся толпа:
— Это неправильно!
— Неужели не понятно, что его подставили?!
— Лешка не имеет к этому никакого отношения!
— С ума посходили совсем!
— Как теперь репетировать?!
Вадим поднял руки вверх, призывая всех к вниманию:
— Тихо! Ти-хо! Никто не собирается сажать Людомирова в следственный изолятор. Я должен выяснить кое-какие обстоятельства. К вечернему спектаклю он уже явится в театр. Разумеется, если соблаговолит дать подписку о невыезде.
— В общем, по-хорошему с вами не сладить! — почему-то оскорбился главный. — Имейте в виду, я поеду вместе с вами и еще позвоню адвокатам. И я вам обещаю: эти крючкотворы от вашей Петровки не оставят камня на камне!
Он резко развернулся и решительно направился в свой кабинет, видимо, на полном серьезе вознамерившись вызвать целый батальон адвокатов.
— Так, — протянул Вадим, оглядывая остальных, когда шаги главного затихли и воцарилось молчание, — кто-нибудь еще хочет что-либо добавить?
— Она! — уверенно прозвучало с задних рядов. Передние расступились, впуская в центр образовавшегося полукруга отца Гиви. Он величественно направился к Алене и, застыв в двух шагах от нее, протянул к ней руки. — Она все знает. Она может сказать!
— Я?! — сдавленно пискнула Алена, чувствуя, как бьется о ребра ее сердце.
— Она все видела! Она скоро поймет!
— Да ничего я такого не видела! — возмутилась Алена, краснея под сверлящим взглядом его черных глаз. — Что я видела?
Но гуру не удостоил ее ответом. Он повернулся и так же величественно ушел в народ.
— Вы, — крикнул ему вдогонку Вадим, — тоже поедете с нами! — он взял Людомирова под локоть и повел по коридору. Тот больше не сопротивлялся.
Все двинулись провожать их, обсуждая нелепые претензии Борика с Леликом на звание детективов.
— Алена! — неожиданно весело крикнул Людомиров. — Шарапов! Не жизнь, так хоть честь мою спаси!
23
Весь день Алена служила буфером чужих страстей. Сначала почему-то именно ей все актеры театра сочли своим долгом пожаловаться на следователя Терещенко и его «разбойничьи правила ведения следствия», потом Илья Ганин долго изливал ей свою душевную боль, что его «никто не любит и не понимает», затем тетка Тая хныкала, сокрушаясь, что годы молодости «давно миновали» и «Вячеслав Иванович, то есть Горыныч, далек от нее так же, как Герцен от народа». Напоследок в костюмерную опять ворвалась Настена, уже посиневшая от рыданий, и сообщила (пятый раз за день), что выяснение отношений с Коржиком по телефону не привело ни к каким положительным результатам. Она-де еще раз убедилась, что тот ее не любит, и теперь готова с ним расстаться раз и навсегда. Сотряся воздух столь гневной тирадой, она снова понеслась к телефону — «расставить все точки над «и» и понять, действительно ли между ними все кончено».
Когда дверь за ней захлопнулась, Алена обхватила голову руками.
— Не понимаю, чего ты тут торчишь? — проворчала тетка Тая, демонстративно медленно надевая пальто. — Ну у меня работа — мне простительно. А ты?
— Я жду гуру, — выдохнула Алена в ладони. — Не могу понять, почему все забыли о том, что он мне сказал. Он ведь подошел и громко заявил, чтобы все слышали: «Она знает. Она видела. Она скоро догадается!» Я уже голову поломала — ничего я не видела, ни о чем не догадываюсь. Вот я и хочу с ним поговорить.
— Я думаю, что он уже все рассказал Вадиму, — красуясь перед зеркалом, тетка надела высокую шляпку с небольшими полями — последний писк осенней моды. — Без пятнадцати семь — гуру не выпустят до утра. Поедем ко мне, а то после его заявлений оставлять тебя одну как-то боязно.
— Терещенко обещал за мной заехать, — с ходу соврала Алена.
— Тогда, может быть, подождем вместе? — Тая повернулась к племяннице.
— Ты потрясающе выглядишь! — улыбнулась ей Алена и добавила: — Не волнуйся, в театре полно народу. Ничего со мной не случится. Вот-вот опять заявится Настена…
Дверь распахнулась, и на пороге действительно появилась Настя.
— Сейчас Коржик приедет, — равнодушно сообщила она, хотя вид у нее был довольный.
— В таком случае я ухожу, — поспешно объявила тетка Тая, которую Настины разговоры о Коржике и о непростых отношениях с ним порядком поизмотали за день.
— Как, ты собираешься пропустить финал-апофеоз? — удивилась Алена. — Бурное примирение, с лобзаниями и посыпанием головы пеплом?
