— Какая глубина мысли! Какая дальновидность! — восхищался Варченко, а Бокий мрачнел все больше и больше.
Он-то понимал, что сейчас Варченко забросит всю работу по «тибетским» свиткам, и отговорить его будет невозможно. Даже если он и согласится, то нет никаких гарантий, что об этом не станет сразу же известно «железному Феликсу». А это как раз то, чего следует избегать. Тот-то мигом начнет просчитывать варианты.
И что теперь? Идти к Дзержинскому и спрашивать: почему это вы, Феликс Эдмундович, направляете Варченко в Крым? Ну-ну. Так тот и начнет отвечать искренне и честно.
Вот и получилось, что Блюмкин нанес ответный удар и мощнее и хитрее. Тем более, что сейчас его спрашивать хоть о чем-то было вообще рискованно. Уцепится и начнет сам выпытывать. А потом сразу к Феликсу. Или даже к Троцкому! А Троцкий в это время как раз вел последние свои схватки, судорожно цепляясь за призрачные символы власти, ощущая неминуемое поражение. А в такой ситуации любой может тяпнуть со всей силы, не задумываясь о последствиях!
Вот и получилось, что Блюмкин за свитки отплатил сторицей, и более того.
А за то время, пока Варченко ковырялся в Крыму, какие-то ловкие сотрудники из его лаборатории уволились и из Ленинграда вовсе уехали. Поначалу этого никто и не заметил. Мало ли молодых людей уезжает! Только потом выяснилось, что это был настоящий «отряд». И уехали они все вместе не очень далеко. Всего-навсего в город Ярославль.
Бокий узнал об этом только осенью двадцать восьмого, когда в Ярославле были похищены все материалы, привезенные только что первой, после долгого перерыва, экспедицией.
Набрали тогда много. Во-первых, потому что все соскучились по Тибету, по экспедиционной атмосфере товарищества, по настоящим поискам сокровищ человеческой мысли и культуры! Во-вторых, забрали и то, что по разным причинам не увезли из предыдущей экспедиции.
Привозить в Москву все сразу Бокий запретил: рискованно. Вдруг кто-то обратит внимание на огромный объем? Тогда и решили, что после Иркутска все разбиваются на четыре отдельные группы. Эти группы добираются сами, независимо от других. Сначала — обычным путем, по Транссибу. А после Свердловска две из них отправляются через Казань, а две — через Ярославль. Ну, а для пущей подстраховки по одной группе задержались в Новосибирске и уговорились, чтобы по пути еще разрыв во времени увеличить.
Так и получилось, что группа, ехавшая позднее, в Ярославле решила задержаться на день, а выехать ближе к полуночи, чтобы в Москву прибыть еще затемно.
Высадились все семь человек, отправились на квартиру, которая специально для этого была приготовлена. С дороги нужно же привести себя в порядок — вот и решили отправиться в баню. Что уж туг такого необычного!
Все имущество экспедиции, все находки оставили под присмотром одного из участников. Когда вернулись часа через три, нашли его остывающий труп и квартиру без малейших признаков привезенных находок.
Под подозрение попала шайка, орудовавшая в ту пору в Ярославле. Шайку выследили, взяли почти всю. Оказала она отчаянное сопротивление, и милиция стреляла, не жалея патронов. Никто и не удивился, когда выяснилось, что вожак шайки убит. Выстрелили ему в затылок — ну, да мало ли как можно нечаянно повернуться в разгаре перестрелки?
Правда, заговорил один из уцелевших, дескать, был с ними еще какой-то мужчина, который исчез неизвестно куда. Но уж этому и вовсе не поверили. Никто уйти оттуда не смог бы!
Бокию же верный человек сообщил о том таинственном пропавшем незнакомце и о готовности вора описать его подробно. Но вот незадача! В камере случилась в ту же ночь какая-то драка, и задержанный вор нечаянно упал так, что ударился виском об угол кровати. Сразу и помер…
Бокий сам туда выезжал и контролировал следствие. Так и вышел он на эту странную группу и на связь ее с Блюмкиным.
Именно тогда и принял он решение «убрать» Блюмкина. Тем более, что Дзержинский к этому времени отправился в мир иной, а Троцкого из политики выдавили. Помощи Блюмкину уже неоткуда было ожидать.
Ну, а когда стало ясно, что Троцкого скоро вышлют, сам собой и план созрел.
Может быть, и согласился бы Бокий забыть о том, что случилось в Ярославле, но тут открылась другая тайна. Да чего уж лукавить! Опасное положение стало складываться!
Неизвестно каким образом стало известно об интересе Глеба Ивановича и разведуправлению РККА. А Бокий, которого считали всемогущим и всезнающим, прознал обо всем, как и в прошлый раз, с опозданием, непростительным и унизительным.
В самом начале двадцать девятого года возвращалась из Тибета очередная группа с материалами из монастырей. На этот раз решили идти путем обходным, но более спокойным и безопасным: с контрабандистами в районе реки Араке, через советско-иранскую границу.
Контрабандисты ушли чуть раньше, поэтому и остались живы. А экспедиция, вместе со всеми документами, удостоверяющими принадлежность их к ОГПУ, исчезла. Говорили, что видели группу товарищей в форме, кажется, пограничников, но те такое сделать не могли бы.
Открылось все случайно. Бокию доложили подслушанный разговор двух высокопоставленных военных. Тогда-то и понял он, что есть у них информация о тибетских исследованиях, а его людей ликвидировали, так как по ним имелась точная наводка, по которой под видом экспедиции в СССР проникла крупная диверсионная группа, имеющая задание уничтожить военных руководителей СССР. Ну, как тут не проявить инициативу?
Ссориться с военными Бокий никак не хотел и понял, что Блюмкин как раз на этом и построил свой расчет.
Ну, а наш расчет, решил Глеб Бокий, будет иным! Тут главное не в том, чтобы ликвидировать Блюмкина — его и так погубит связь с Троцким. Важнее всего — успеть или вытащить из него все полученные материалы или сделать так, чтобы они вообще никому не достались.
Осенью 1929 года Яков Блюмкин возвращался после выполнения ответственного задания — очередной удачной продажи рукописей хасидов на Ближнем Востоке — и вез Льву Давидовичу отчет о проделанной работе и свой личный материальный довесок к общему делу.
У Троцкого, на Принцевых островах, Блюмкина уже ждали. Потому что товарищ Бокий великолепно все рассчитал и подвел Блюмкина к Троцкому как раз в тот момент, когда недавний «лидер» был близок к отчаянию.
Увидев Блюмкина и получив от него деньги «на великое дело Революции», Лев Троцкий решил, что все еще повернется вспять. И, обрадованный, надумал снова дать необходимые советы тем, кто надеялся на его возвращение в СССР.
Вот на это-то и рассчитывали люди товарища Бокия в окружении Троцкого. Ну, и сам товарищ Бокий, конечно, тоже. Он подготовился к самому важному, главному, решающему: всех, кто боялся обвинений в связях с Троцким, оповестил, что именно ему везет письмо Яков Блюмкин, верный троцкист! Оповещал, конечно, не сам. К каждому были подведены верные люди, которые и сообщили «по большому секрету».
Все и перепугались: вдруг на допросе всплывет совершенно ненужное имя! Вот и шлепнули Якова Блюмкина, так и не затронув главную его тайну.
