Праздник в честь Дочери наверняка отвлечёт меня от забот. Продолжу писать завтра».
Далее стояло число следующего дня и продолжались аккуратные строчки.
«Праздник прошёл отлично, — затем следовало два абзаца забавного описания. — Ди Кэйбон напился до потери сознания. Он утверждает, что сделал это, чтобы избавиться от кошмаров, но мне кажется, что, скорее, наоборот — чтобы вызвать их. Ферда не особенно им доволен, но служитель сблизился с рейной Истой больше, чем любой из нас, так что вполне возможно это ему действительно необходимо. Сначала я счёл его толстым нервным идиотом, о чём я уже писал вам раньше, но теперь я начинаю думать, может, идиотом был как раз я.
Обо всём этом я напишу, когда мы остановимся в следующий раз; скорее всего это произойдёт в захолустной деревушке, затерянной среди холмов, где родился какой-то святой. Я бы тоже там родился, если бы у меня был выбор. Я беспрепятственно отправлю это письмо из дома Дочери, из Маради, если мы повернём в ту сторону. Попытаюсь предложить такой маршрут. Не думаю, что стоит рисковать и забираться дальше на север, тем более что я уже перечитал всё, что взял с собой».
На этом письмо обрывалось, полстраницы остались неисписанными. Фойкс, видимо, был чересчур потрясён и не стал рассказывать о медведе, а на следующий день их захватили джоконцы.
Иста подняла глаза. Один из джоконцев, молодой, тёмноволосый, смотрел на неё с довольной, жадной улыбкой. Старший, тот что пониже, с зелёной перевязью, богато расшитой золотом, судя по всему командующий кампанией или один из немногих выживших старших офицеров, задумчиво хмурился. В его глазах можно было прочесть дальновидные стратегические размышления, которые беспокоили его гораздо больше, чем простая жадность. Офицер, знавший ибранский, видимо, тоже понимал ситуацию.
Иста решила предпринять последнюю попытку удержать инкогнито, какой бы тщетной она ни казалась. Она протянула им бумагу с безразличным видом:
— Какое отношение это имеет ко мне?
Переводчик взял письмо:
— В самом деле, рейна, — он поклонился ей, как было принято при рокнарском дворе, — коснулся земли правой рукой, прижимая большой палец к ладони. Полушутливо, но с долей осторожности.
Командующий сказал на рокнари:
— Так это действительно печально известная мать рейны Исель?
— Видимо, да, милорд.
— Боги осенили нас своей щедрой рукой, — произнёс тёмноволосый, его голос дрожал от волнения. Он сделал кватернианский знак благословения, тронув лоб, пупок, низ живота и сердце; большой палец снова был тщательно прижат к ладони. — По одному их мановению все наши горести возмещены сполна, и теперь мы богаты!
— Я думал, они держат её в замке. Что за беспечность — позволить ей шататься по дорогам вроде этой? — спросил командующий.
— Её охрана не могла предположить, что может встретить нас здесь. Даже мы не могли предвидеть, что окажемся тут, — ответил тёмноволосый.
Командующий хмуро уставился в письмо, хотя было очевидно, что без помощи своего офицера он едва ли сумеет понять одно слово из трёх. — Этот канцлерский шпион слишком беззаботно болтает о богах. Это непочтительно.
И это тебя беспокоит. Замечательно, подумала Иста. Сложно было воспринимать Фойкса как шпиона. Её оценка его хитрости и сообразительности поднялась на новый уровень, ведь он ни словом не обмолвился о своём задании. Хотя, конечно, если оглянуться назад, то всё обретало чёткий смысл. Если бы он писал кому угодно, а не лорду ди Кэсерилу, то это бы глубоко оскорбило бы Исту, но весь Шалион в руках канцлера, а её собственный долг перед этим человеком безбрежен, как море.
Командующий откашлялся и обратился к Исте на жутком ибранском:
— Думаешь, ты отмечена богами, безумная королева?
Иста, продолжая спокойно сидеть, позволила губам сложиться в загадочную полуулыбку:
— Если бы ты был отмечен богами, тебе не пришлось бы спрашивать. Ты бы знал ответ.
Он отпрянул, сощурив глаза:
— Нечестивая квинтарианка!
Она одарила его лучшим из своих бесстрастных взглядов:
— Спрашивай у своего бога. Обещаю, с Ним ты скоро встретишься. Твой лоб отмечен Его знаком, а Его руки готовы принять тебя в объятия. — Тёмноволосый что-то спросил; говорящий на ибранском офицер перевёл её холодное замечание; судя по всему, стрела попала в цель. Чтобы выдать такое пророчество, едва ли нужно иметь связь с богами, учитывая непрочное положение джоконских всадников. Губы командующего сжались ещё сильнее, но он больше не пытался вступить с ней в словесную перепалку. Казалось, он наконец осознал, насколько возросла опасность их отступления с появлением её в качестве пленницы. Побег Лисе причинит гораздо больше проблем, чем он полагал ранее.
Женщин перевели поближе к тому месту, где расположился командующий, и к ним были приставлены ещё двое стражей — чтобы присматривать за Истой, в этом она не сомневалась. Это обращало в прах все надежды ускользнуть в лес в темноте во время какой-нибудь суматохи, когда за ней никто не будет наблюдать.
Вечер прошёл неспокойно. Притащили джоконского солдата и высекли его за какую-то провинность — скорее всего, за попытку дезертирства. Старшие офицеры сидели тесным кружком и обсуждали, — время от времени они начинали громко и злобно ругаться, но потом быстро понижали голос, — идти ли дальше всей колонной, чтобы в случае чего иметь возможность защитить друг друга, или разбиться на группки и завершить побег в Джокону максимально незаметно.
Так продолжаться долго не может, потому что некоторые больше не дожидались приказа разделиться и бежать. Ещё раньше, во время долгого перехода, Иста от нечего делать считала джоконцев — всего получилось около девяноста двух человек. Будет интересно ещё раз заняться подсчётами завтра, когда рассветёт. Чем меньше их количество, тем хуже они смогут защитить себя, если будут оставаться вместе. Сколько ещё ждать до того, как колонна будет вынуждена разбиться из-за недостатка людей?
У командующего джоконцев были все причины, и внутренние, и внешние, чтобы заставить их продвигаться вперёд как можно быстрее, и поэтому Иста не удивилась, когда её разбудили около полуночи и заставили сесть верхом. Однако на сей раз её отделили от обоза и приставили к ней говорящего на ибранском офицера. Двое других всадников ехали поблизости. Спотыкаясь и бранясь, колонна двинулась в темноту.
Сначала она думала, что войска Толноксо обрушатся на них сзади, выследив по слишком заметным знакам их пребывания, но эта провинция давно осталась позади. С каждым часом возможная расстановка сил смещалась: теперь более вероятной казалась атака спереди, чем нападение сзади. В этом можно было отыскать тактическую мысль: пусть джоконцы переводят силы, чтобы добраться до поля боя, уже занятого их врагами.
И всё же… может быть, Лисе до сих пор держит в тайне настоящее имя Исты, сообщив властям, что непрошеные проезжающие по провинции схватили знатную даму средней руки, прервав её паломничество? Иста в красках представляла, как провинкар Толноксо медлит, позволяя убегающим джоконцам стать проблемой провинкара Карибастоса. Ди Кэйбон и Фойкс не допустили бы такого, но добрались ли они до безопасного места? Может быть, они до сих пор блуждают по холмам? Побеждённые или введённые в заблуждение демоном Фойкса, который вдруг обрёл силу, сообразительность и волю, начав наконец пожирать подвернувшийся ему острый ум?
