Горам прибавил:
— Да, иногда. Но некоторые сказали бы, что он бредит. — Вступила Лисе:
— Это что-то сверхъестественное. Какое-то рокнарское колдовство?
Иста вздрогнула от одного упоминания. Я не собиралась спрашивать об этом. Не собиралась предполагать это. И со сверхъестественным ничего общего иметь не хочу.
— В княжествах колдовство запрещено, на Архипелаге тоже. — И не только по теологическим причинам. В Шалионе его также не приветствуют. Дай только возможность, последнюю степень отчаяния, преступность или высокомерие, — и заблудший демон станет для кватернианца не меньшим искушением, чем для кинтарианца. Более того, кватернианца, заключившего договор с демоном, обвинят в вероотступничестве скорее, если он обратится за помощью к своему храму.
Горам снова пожал плечами:
— Леди Катти считает, что так действует яд с рокнарского кинжала, поскольку рану не лечат должным образом. Я не раз травил крыс в конюшнях, но никогда не видел, чтобы яд действовал вот так.
Лисе приподняла бровь, изучая неподвижное тело, лежащее на кровати:
— Ты давно ему служишь?
— Уже третий год.
— Грумом?
— Грумом, сержантом, посыльным, рабочим, в общем, всем. Теперь сиделкой. Остальные слишком напуганы. Боятся тронуть его. Я — единственный, кто может сделать всё без содрогания.
Девушка склонила голову набок; удивление не исчезло с её лица:
— А почему его волосы заплетены по-рокнарски? Впрочем, должна признать, это ему идёт.
— Он ездит туда. Ездил. Был разведчиком марча. Он как раз подходил для этого, знает язык. Однажды он сказал мне, что отец его матери был рокнарцем, хотя сама она училась пятикратному знамению.
Снаружи послышались шаги, и грум встревоженно поднял глаза. Дверь распахнулась. Голос леди Каттилары строго произнёс:
— Горам, чем ты занимаешься? Я слышала голоса… ох. Прощу прощения, рейна.
Скрестив руки на груди, Иста повернулась в её сторону. Леди Каттилара присела в поклоне, всё же успев сердито посмотреть на грума. Поверх тонкого платья, в котором она присутствовала за обедом, был повязан передник, а за ней стояла служанка с кувшином, накрытым крышкой. Глаза хозяйки замка распахнулись шире, когда она заметила изящное одеяние больного. Её ноздри гневно расширились.
Горам сгорбился, опустил взгляд и снова спрятался за стеной неразборчивого бормотания.
Иста, тронутая его виноватым видом, попыталась выгородить его:
— Вам следует простить Горама, — мягко сказала она. — Я спросила его, нельзя ли мне увидеть лорда Иллвина, чтобы… — Действительно, зачем? Посмотреть, похож ли он на своего брата? Нет, это слабый аргумент. Проверить, похож ли он на героя моих кошмаров? Ещё хуже. — Я поняла, что лорда Эриса очень беспокоит состояние брата. И решила написать одной знакомой очень опытной целительнице в Валенду, Мудрейшей Товии; может быть, она могла бы дать какой-нибудь совет. Поэтому мне хотелось описать его самого и симптомы болезни как можно более точно. Для неё чем точнее диагноз, тем лучше.
— Вы чрезвычайно добры, рейна, предлагая услуги вашей собственной целительницы, — ответила леди Каттилара растроганно. — Мой муж действительно очень опечален трагедией, произошедшей с его братом. И если тот учёный целитель, за которым мы уже послали, будет твёрд в своём нежелании ехать так далеко — а такие Целители, какие нам нужны, обычно пребывают в преклонных летах, — мы будем очень благодарны вам за помощь. — Она с сомнением посмотрела на служанку с кувшином. — Думаете, вашей целительнице следует знать, как мы кормим его козьим молоком? Это не очень приятная процедура. Иногда он начинает давиться.
Намёк был ясен, каким бы недобрым и отталкивающим он ни казался. Зная, сколько сил приложил Горам, чтобы его поверженный господин предстал перед глазами рейны в достойном свете, у Исты не было сил смотреть, как с длинного тела снимают придворные одеяния и подвергают нелицеприятной процедуре, какой бы необходимой она ни была.
— Мне кажется, что мудрейшая Товия достаточно знает об уходе за больными, так что не вижу надобности указывать это.
На лице леди Каттилары отразилось облегчение. Жестом приказав служанке и Гораму продолжать, она вывела Исту и Лисе обратно в галерею и пошла с ними по направлению к комнатам Исты. Сумерки сгущались; двор уже накрыла темнота, хотя облака высоко над головой на фоне темнеющего неба ещё сохраняли персиковый оттенок.
— Горам — человек обязательный, — извиняющимся тоном обратилась Каттилара к Исте, — но, боюсь, он глуповат. Хотя он лучший из людей лорда Иллвина, раз взялся прислуживать своему господину. Остальные слишком напуганы. У Горама раньше была тяжёлая жизнь, и он не брезглив. Я бы не смогла управиться с Иллвином без него.
Язык Горама неуклюж, но руки — вовсе нет; по мнению Исты, он был примером слуги-дурака.
— Похоже, он на редкость верен лорду Иллвину.
— Неудивительно. Думаю, в молодости он был слугой офицера, а потом, во время одной из злосчастных кампаний рея Орико, его взяли в плен и продали в рабство кватернианцам. В любом случае, Иллвин отыскал его; мне кажется, это случилась в очередном его путешествии в Джокону. Не знаю, купил ли его Иллвин, или заполучил другим способом, но, видимо, с этим было связано какое-то неприятное происшествие. С тех пор у Иллвина появился Горам. По-моему, он слишком стар, чтобы покинуть хозяина и отправиться куда-нибудь. — Взгляд Каттилары метнулся вверх. — О чём бедняга пытался с вами говорить?
Лисе только открыла рот, но Иста успела ущипнуть её за руку до того, как девушка успела что-либо произнести. Иста ответила:
— Боюсь, он выражался не очень ясно. Я надеялась, что он давно живёт в замке и сможет рассказать мне о юности братьев, но выяснилось, что это не так.
Каттилара, не скрывая сочувствия, улыбнулась:
— Вы имеете в виду те времена, когда ди Льютес был ещё жив и молод? К сожалению, канцлер — к тому времени он уже был канцлером рея Иаса или ещё только влиятельным придворным? — не часто появлялся в Порифорсе.
— Вот видите, — холодно откликнулась Иста. Она позволила Каттиларе проводить себя и Лисе в их комнаты и вернуться наблюдать, как ухаживают за больным.
Или чем ещё она занималась в отношении Иллвина. Иста раздумывала, нет ли ещё чего-нибудь в козьем молоке, кроме мёда, или что за странными специями могли приправлять еду, которую он ел один раз в день. После чего он начинал неразборчиво бредить, спать целыми днями, не просыпаясь.
Соблазнительно разумное предположение. Не единовременная доза яда с рокнарского кинжала, а регулярное отравление, исходящее от человека, близкого к дому? Но это бы вызвало весьма заметные симптомы. Ей стало стыдно, что такая мысль пришла ей в голову. Хотя такой вариант причиняет меньше тревог, чем сны про нить белого огня.
