…Тото появился тогда с опозданием на пять минут. «Для англичанина это непозволительно, — мысленно возмутился Скорцени. — Когда работаешь с английской разведкой, полагаешься на пунктуальность ее сотрудников. Распустились!».
Водитель остался в машине, а сотрудник, сопровождавший Тото, первым вошел во двор — калитка уже была открыта — и, пройдясь по аллейке, настороженно осмотрел его.
— Раньше Тото появлялся один. И был смелее, — дрожащим голосом засвидетельствовал архиепископ. — Вот что значит предчувствие.
— Хватит молиться, — прервал его Скорцени, скрываясь за дверью, уводившей из кабинета архиепископа в опочивальню. За другой дверью ангелом-хранителем витал его сотрудник, офицер СД Гольвег. Еще один сотрудник службы безопасности СС по кличке Мулла залег на верхней площадке внутренней мраморной лестницы.
Все, казалось, было продумано. Однако в последнюю минуту, когда у ворот уже прозвенел звонок и Шарден пошел встречать гостя, Скорцени вдруг изменил свое решение, посчитав подслушивание под дверью недостойным себя. Вошел и спокойно уселся в кресло между камином и статуей какой-то святой, возможно, самой Девы Марии. В христианство, как и в святости других религий, он старался не углубляться. Даже в тайны Шамбалы, таившей в себе кое-что поинтереснее библейских откровений вроде «Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его…».
На дальнейшее чтение Нового Завета Скорцени уже явно не хватало. В жизни, как он считал, ему многое удалось постичь, но почему подобные еврейские бредни половиной человечества почитались за Святое Писание — этого он постичь не мог. Тем не менее такое отношение к библейским святыням не помешало ему, взглянув на Деву Марию, на всякий случай проворчать: «Вы уж, мадам, если что… Агенты иногда ведь и палят. Даже столь сдержанные, как английские».
— Входите, входите! — добродушно пригласил он красавца Тото, на котором великолепно скроенная сутана из прекрасного, антрацитово-черного английского сукна выглядела внушительнее, чем кираса на кирасире.
Фигура у него явно была гвардейская. Впрочем, среди монахов Скорцени не раз приходилось встречать мужчин, достойных лучшей, хотя и более греховной, участи, нежели монашеское молитвенное бдение.
— Это мой гость, — приготовился к объяснениям архиепископ, появляясь вслед за монахом. Для него явление «Скорцени в кресле» тоже оказалось совершеннейшей неожиданностью.
Однако объяснять и долго приглашать Тото не пришлось. Монах попятился к двери, но тут в комнату ворвались двое громил-парашютистов, мгновенно оглушили его, подхватили под руки и поставили на колени то ли перед Девой Марией, то ли перед Скорцени.
— Штурмбаннфюрер
[45]
, оружия при нем нет! — парашютист был настолько удивлен этим, что, взглянув на шефа, еще дважды ощупал Тото от шеи до пят. У него в голове не укладывалось, как можно явиться на такую рискованную встречу без оружия.
— Святые люди, фельдфебель, — развел Скорцени руками, в каждой из которых было по пистолету. — Нам с вами этого не понять.
— Идиоты святыми не бывают.
— А святые — идиотами?
Фельдфебель мрачно уставился на Скорцени. Лично для него ответ был однозначный: все святые — идиоты. Это же ясно, как Божий день.
Но когда Тото начал приходить в себя, пистолеты в руках штурмбаннфюрера сменились Библией, услужливо поданной ему архиепископом. Эту Библию Скорцени приметил заранее. Только потому и приметил, что она оказалась на немецком. Теперь он потребовал это Святое Писание, и Шарден подал его с такой же опаской, с какой подают нож ребенку.
— Зачем она вам? — очевидно, архиепископ решил, что Скорцени собирается отпевать монаха Тото.
— Как считаете, если немецкий диверсант читает Библию диверсанту английскому или американскому, это не является богохульством? — поинтересовался штурмбаннфюрер на всякий случай.
— Само по себе чтение Святого Писания всегда свято.
— Вот как?
— Даже если совершается оно "последним злодеем.
— Относительно злодея, вы, пожалуй, правы, — смиренно признал Скорцени.
24
Чем дальше они уходили в глубь тоннеля, тем гулче становилось топанье солдатских сапог охраны, тем встревоженнее Борман и его спутники посматривали по сторонам при появлении каждого нового ответвления, каждой ниши или двери.
Ни тусклый свет лампочек, щедро увешанных по обе стороны подземелья, ни присутствие часовых, время от времени возникавших за крутым поворотом, у развилки штрека или в амбразуре караульного дота, не способны были развеять той тягостной атмосферы, которая обволакивала здесь все естество человека, сковывая каким-то подсознательным, первородным страхом его душу и парализуя суеверными предчувствиями волю.
Время от времени они оказывались на тех участках, где сквозь полуметровый слой бетонного перекрытия просачивалась вода, но почти в каждой из больших луж виднелся рукав насосного шланга, а сам насос находился в одном из ближайших отсеков.
Однако в «Зоне А», то есть в зоне «правительственных бункеров», располагавшейся в ответвлении второго яруса, было предельно сухо. Здесь нигде ничего не просачивалось, и даже обычно влажный, слегка затхлый воздух штолен здесь продувался какими-то утепленными, и в то же время кислородно насыщенными, освежающими струями.
Овербек провел Бормана и его спутников через несколько усеянных пулеметными и огнеметными бойницами дверей-дотов и, свернув чуть в сторону, в широкую, осветленную скрытыми в специальных капонирах аэродромными прожекторами выработку, тоном дворецкого на графском балу объявил:
— Апартаменты «Геринг-бункера», господа!
— В самом деле апартаменты? — усомнился в точности его выражения Штубер.
— Во всяком случае, рейхсмаршалу хочется, чтобы они так назывались, — проворчал Борман. — В действительности же это слегка расширенная аэродромная караулка.
— Ну, почему же, здесь мы видим… — попытался возразить фон Риттер, однако замыкавший группу адъютант Бормана барон фон Гиммель, как всегда, сориентировался вовремя:
— Думаю, правильнее будет сначала ознакомиться с апартаментами «Борман-бункера», — подсказал он коменданту «Альпийской Франконии», — а затем с «Гросс-бункером фюрера».
Проявляя осторожность, бригадефюрер выжидающе взглянул на рейхсляйтера.
— Полагаю, мы так и поступим, — согласился тот, и первым двинулся в соседнюю выработку, тоже отделенную от основной штольни массивной дверью-дотом, за которыми пока что не стояли бойцы-смертники.
Перед ними предстала настоящая подземная вилла, стены которой были обшиты досками и задрапированы плотными тканями. В одном из отсеков здесь размещались: кабинет рейхсляйтера, с приемной, в которой была расположена секция связи, и комнатой для охраны, а также комната для отдыха и комната-сейф. А в другом — жилой блок, состоящий из спальни, детской комнаты, комнаты для гостей, санитарного отсека, с душем и туалетом, и особой гордости Бормана — каминного зала для отдыха, обставленного музейными стендами со всевозможными документами и публикациями, отражающими «героический путь борьбы рейхсляйтера за идеалы партии и рейха». В еще одном отсеке размещались склад продовольствия, кухня и столовая.
