— Кстати, он еще жив? — спросил Донован, обращаясь к Геб-хардту. — Уж это-то рейхсмедику СС должно быть известно. Или тоже отнесено к перечню особых тайн рейха?
— Насколько мне известно, жив, — проворчал группенфюрер СС, вытирая платочком вспотевший лоб. Он и в самом деле почувствовал себя пленным, к которому вот-вот будет применена одна из давно отработанных контрразведками всего мира форм устрашения.
— Видите, как много интереснейших тем вырисовалось в ходе нашей встречи, господин Хёттль, — продолжал благосклонно и почти сочувственно улыбаться Даллес, — о которых мы могли бы поговорить во время нашей следующей встречи, — нагло вербовал его американец.
— Вас, группенфюрер, — добавил Донован, — это тоже касается. А теперь будем считать, что официальная часть переговоров завершена, — взглянул он на часы. — У нас еще остается двадцать минут для непротокольного общения. Кстати, должен предупредить, что все сказанное вами в ходе бесед не будет выноситься для публичного обсуждения. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Надеюсь, вы понимаете, о чем идет речь?
40
Солнечные лучи, которые все увереннее пробивались с северо-запада, развеивали клубы тумана, как бы оттесняя его остатки в восточную, все еще затененную часть озера. Теперь хижина, бар-кас и лежащие между ними валуны вырисовывались настолько четко, что засевшие на склонах горные стрелки вели по ним огонь, как на полигонных стрельбах. Причем в большинстве случаев — наобум, не обнаруживая живых мишеней.
Когда после пятиминутной пальбы Штубер вновь приказал прекратить огонь и предложил американцам сдаться, то воспользоваться его добродетелью смогли только двое, причем один из них был ранен и, при попытке подняться с поднятыми руками, тут же упал на валун и завис на нем. Жив ли он еще был, или ушел в мир иной — Штубер сказать не мог. Но это его и не волновало, поскольку живой, целехонький «язык» уже покорно поджидал его в баркасе, словно в языческой лодье-жертвеннике.
Вот он покинул свое пристанище, сошел на причал и, все еще не веря, что уцелел, один-единственный из группы, стоял теперь, озираясь с таким страхом, словно на берегу его ждало дикое племя каннибалов.
Там же, привалившись к простреленному борту баркаса, Штубер и учинил ему первый допрос. На свой английский он не полагался, поэтому позволил блеснуть университетскими познаниями лейтенанту Торнарту, превратив его в переводчика.
— Вопрос до обидного банальный, сержант: — обратился Штубер к пленному, который оказался радистом; его неповрежденную походную рацию кто-то из горных стрелков уже поставил у ног своего командира, — какого дьявола вы не позволили нам нормально поспать?
Первым удивленно взглянул на Штубера сам переводчик, а затем уже американский радист-десантник.
— Он извиняется, что потревожил ваш сон, господин офицер СС, — последовал перевод первого ответа в исполнении лейтенанта. — И глубоко сожалеет об этом.
— Вот видите, Торнарт, — поучительно сказал барон, — что значит воспитанность. Американский сержант уже извиняется и сожалеет. А русский, скорее всего, назвал бы нас фашистами, а то еще и полез бы в драку.
— Мне не приходилось встречаться с русскими, — сдержанно обронил Торнарт. — Но американцев ненавижу не меньше, чем их. И напомню, что перед нами все тот же американский сержант. Пусть даже и воспитанный.
— И все-таки: что вам здесь понадобилось? — осмотрелся штурмбаннфюрер так, словно и в самом деле рассчитывал обнаружить где-то поблизости предмет интереса этой группы коммандос.
— Рядом с озером должна находиться пещера. Где именно, я не знаю, карта у офицера, а он погиб, — кивнул пленный в сторону хижины, на крыльце которой в самом деле покоилось тело американского лейтенанта.
— Значит, и вас тоже к пещерам потянуло. Опоздали, там уже сидел мой горный патруль. И что дальше?
— Мы должны были создать там базу и вести разведку. — Пленному, наверное, еще не было и двадцати. По существу, это был мальчишка, и в группе оказался только потому, что успел окончить курсы радистов. — По возможности, нам надлежало захватить замок Шварцбург, который тоже должен быть где-то неподалеку.
— Нет, ты только послушай этих америкашек! — апеллировал Штубер к лейтенанту. — Совсем озверели. О чем ты нам здесь рассказываешь, сержант? Еще раз спрашиваю: какое задание было у вашей группы? Причем сведения о пещерах, замках и баркасах меня не прельщают.
— Командование интересует какая-то «Альпийская крепость».
— Вот с этого признания, сержант, и следовало начинать наше знакомство, — подбодрил его Штубер.
— Представления не имею, где именно эта крепость находится, но только лейтенант, — вновь кивнул радист в сторону хижины, — вообще сомневался, что таковая существует.
— Неужели сомневался?
— Сам признался мне перед первым радиосеансом.
— Странный командир вам попался, сержант.
— И генерал, который посылал нас сюда, тоже в этом сомневался, считая, что это всего лишь очередная фантазия Геббельса. А как на самом деле, господин?.
— Майор СС, — подсказал ему Штубер.
— …Господин майор СС, она, эта крепость, все-таки существует?
Вопрос показался Штуберу настолько мальчишески-наивным, что он, а вслед за ним и все его горнострелковое воинство, рассмеялись.
— Твой генерал, как всегда, оказался прав, — похлопал он радиста по плечу, — крепости как таковой действительно не существует, этот наш доктор Геббельс чего только не придумает!
Выстрелами милосердия добив двоих раненых, стрелки побросали трубы в озеро и, прихватив пленного, отправились назад к замку.
— А почему бы вам, господин майор СС, и вашим солдатам не воспользоваться случаем и не сдаться армии США? — вдруг всполошился радист, когда его уже сводили с причала. — Я вызову по рации пару самолетов, которые способны садиться на воду, и они заберут всех нас. Войну-то все равно проигрывает вермахт, а не объединенное командование войск союзников в Европе.
— Какой же ты наглец, парень! — почти искренне возмутился Штубер. — Ты еще и медальки паршивой на фронте не заслужил, а уже хочешь предстать перед миром в роли сержанта, пленившего в германском тылу почти роту горных стрелков во главе с комендантом «Альпийской крепости»!
41
Оставив номер Даллеса в пресквернейшем настроении, германцы молча зашли в номер Гебхардта, молча уселись в кресла и в течение какого-то времени старались не смотреть друг на друга.
— И что мы будем говорить Гиммлеру? — по старшинству нарушил их бессловесность рейхсмедик СС. — О чем решимся докладывать?
— Так, может, вообще не стоит решаться?
— Вы все шутите, штурмбаннфюрер, — угрюмо укорил его Геб-хардт. — А между тем американцы вели себя с нами так, словно мы пришли к ним набиваться в агенты Управления стратегических служб США или в Си-Ай-Си
[61]
.
