— Просто вспомнил свои диверсионные рейды лесными дорогами Украины.
— Совершенно забыл, что сижу рядом с опытнейшим коммандос-диверсантом Скорцени.
— Ничего не поделаешь, иногда по своим собственным тылам приходится ездить, как по вражеским.
— Уважаю настоящих фронтовиков.
— Сами-то вы служили в армии? — Штубер почувствовал, что после стычки у жандармского поста общаться с адъютантом Гитлера стало намного проще. Сама беседа велась теперь как-то доверительнее.
— С семнадцатого по двадцатый год. В свое время находился в одной казарме с Гитлером.
— Так вот они откуда, истоки вашей близости! Тогда многое проясняется.
— Его бессмертную «Майн кампф» мы могли бы писать одну на двоих, — не без гордости произнес Шауб. — И никто не усомнился бы в справедливости такого авторства. Это я говорю вам, как личный адъютант фюрера.
23
— Вы правы, всего в районе действий ваших армий расквартированы остатки шести подчиненных мне батальонов, — подтвердил Скорцени. — Общая численность их, увы, едва достигает четырех сотен бойцов. Однако ни фюрер, ни Гиммлер, не говоря уже о Кальтенбруннере, численности их знать не желают.
— Мне это знакомо, — проворчал фельдмаршал. — Они там… знают только то, что хотят знать.
— Тем не менее ровно через шесть суток я должен объединить их в охранный корпус СД «Альпенланд» и, постоянно пополняя людьми по пути следования, привести в «Альпийскую крепость», в район Рандштадта
[90]
.
— Рандштадта? Где он расположен, этот… Рандштадт? — поморщился Шернер.
— В Австрии, в глубине Альп.
— Значит, все-таки в Австрии? — подытоживал какие-то свои предположения фельдмаршал.
— В зоне «Альпийской крепости», которой будет приказано держаться до последней возможности.
— Да нет там никакой крепости, — мрачно констатировал фельдмаршал, подытоживая какие-то свои предположения. — И уже никогда не появится. Значит, все-таки ставка на австрийцев…
— Не забывайте, что я — австриец, — скользнула по губам Отто едва заметная улыбка.
— Как и Кальтенбруннер.
— Которому, очевидно, будет поручено формирование правительства.
Фельдмаршал в очередной раз пригубил рюмку с коньяком.
— Какого именно правительства? Уж не австрийского ли?
— Скорее всего, да, австрийского, — спокойно подтвердил Скорцени. — Правительство Германии будет сформировано на севере и возглавит его, по мнению Гиммлера, адмирал Дениц. Австрия только недавно потеряла свою государственность, поэтому, с точки зрения международного права, возрождение ее государственных институтов будет абсолютно оправданным.
— Государственных институтов Австрии?! — недовольно проворчал Шернер, возмущенный самой постановкой подобного вопроса. — А как же быть с аншлюсом?! Вы все хотите сделать вид, что его попросту не было?! Но ведь это же предательство идеалов фюрера, идеалов рейха, самой идеи аншлюса.
— Прежде чем употреблять понятие «предательство идеи аншлюса», — спокойно, со снисходительной улыбкой заметил обер-диверсант рейха, — попросил бы вспомнить, что перед вами сидит человек, который в марте 1938-го лично арестовывал президента Австрии Микласа и федерального канцлера Шушнига, благодаря чему и был провозглашен аншлюс.
— Да, это тоже сделали вы, Скорцени?! — удивился фон Валь-дек.
— Признаться, я не знал об этом, — сухо произнес фельдмаршал, вновь вызвав у Скорцени воинственную ухмылку.
Как, неужели до сих пор фельдмаршал Шернер не знал, что именно он, Скорцени, со своими штурмовиками из 89-го штандарта СС, захватывал в свое время венские правительственные здания, арестовывая президента и канцлера?! Странно. Зато он, офицер СД, прекрасно помнил, что в 1923 году Шернер был среди тех офицеров рейхсвера, которые подавляли в Мюнхене организованный фюрером «Пивной путч», за что после прихода Гитлера к власти вполне мог быть вздернутым на виселице. Но вот он сидит перед ним в мундире фельдмаршала. Причем в ипостаси полководца, на которого в рейхсканцелярии взирают с последней надеждой.
— Возможно, Австрия останется тем осколком некогда могучего Третьего рейха, который нам все же удастся спасти, — терпеливо объяснил Отто. — Понятно, что под вывеской «Австрийской республики» по-прежнему будут оставаться в силе идеалы национал-социализма, а значит, рейха. Кстати, когда правительство будет сформировано, не исключено, что именно вы, господин фельдмаршал, станете главнокомандующим сухопутными силами Австрии.
— Не стану, — резко отреагировал Шернер.
— Поскольку не являетесь австрийцем?
— Поскольку не хочу становиться австрийцем.
— В таком случае, — с озорными огоньками в глазах предложил барон фон Вальдек, — почему бы вам как баварцу не воссоздать Баварское королевство?
— Не кажется ли вам, барон, что мы слишком увлеклись?
— В таком случае ответьте мне, что будет с нами, с Моравией? — напряженно взглянул фон Вальдек вначале на фельдмаршала, а затем на Скорцени.
— Остатки группы армий «Центр» тоже вынуждены будут отойти в район «Альпийской крепости», а значит, в Австрию, — ответил за Шернера оберштурмбаннфюрер.
24
Трое суток спустя, после очередного «захоронения клада», Майнц попросил графиню задержаться, а горным егерям-альпинистам из ее группы следовать к машине, стоявшей за уступом скалы. Как только они скрылись из вида, за скалой раздалось несколько длинных автоматных очередей, затем последовали одиночные пистолетные выстрелы.
Когда все затихло, оберштурмбаннфюрер вопросительно взглянул на Альберту фон Ленц. Ей не нужно было объяснять, что только что произошло там, где ее егерей ждала машина и трое карателей-эсэсовцев во главе с неким шарфюрером. Тем более что и сама она находилась теперь под дулом автомата адъютанта Майнца, который несколькими минутами раньше самым грубым образом вырвал пистолет у нее из кобуры.
Чуть в сторонке, воинственно скрестив руки на груди, стоял, покачиваясь на носках запыленных сапог, Свирепый Серб. Его зомби уже были посажены в машины и отправлены в казарму. Ночью их должны будут перебросить в Мюнхен, а оттуда самолетом отправить куда-то на север Германии. Об этом ей поведал сам Свирепый Серб. Что будет с ними дальше, этого пока что не знал никто. Не исключено, что с ними поступят так же, как только что поступили с ее егерями-альпинистами. Похоже было, что самого гауптмана Ведовича их судьба уже не интересовала.
